– Они когда молчат, дураками себя считают, – подсказал Андрей Максимович.
– Да? – вылупился на него Степан Александрович. – А знаете, это интересная мысль!
– Коллеги, – возмутился Вячеслав Станиславович, – дайте уже Юрию Гургеновичу рассказать!
– В самом деле! – отозвалась Елена Аристарховна.
– Всё! Молчим! – Степан Александрович приложил палец к своим губам. – Молчим.
– Извините, Юрий Гургенович, – сказал Вячеслав Станиславович, – мы вас внимательно слушаем.
– Дурналист этот, – продолжил Юрий Гургенович, – все критиковал, что у нас историческая усадьба разваливается. Писал на каждом столбе, что в усадебном парке коттеджи хотят строить. Ему несколько месяцев объясняли, что это все домыслы, пустые слухи. А он все свое! Дурак, одним словом. И тогда мы… – Юрий Гургенович так хищно посмотрел на собеседников, что у Андрея Максимовича даже мурашки по спине побежали.
– Юра! – Прохор Петрович попытался остановить откровения своего друга, но Юрий Гургенович на этот раз проявил упрямство и договорил:
– И тогда мы его директором этой усадьбы и назначили!
– А-а… – с облегчением выдохнул Прохор Петрович.
– Да, – победоносно заулыбался Юрий Гургенович, – бюджетик небольшой на реставрацию подкинули и с проверками к нему не спешили. Я же понимаю, история! Ну, он и поумнел постепенно. Через месяц машину себе приличную купил, через три квартиру присмотрел, а потом сам же сокращение территории усадьбы и согласовал. Теперь и ему хорошо, и усадьба сохранена, и коттеджи построены. Полный консенсус!
– А бывает так, что дураки не умнеют? – спросил Андрей Максимович.
– Бывает, конечно. Только это уже не дураки, а придурки. Придурок тем от дурака и отличается, что не умнеет, когда его учат. Умный же человек, как известно, всю жизнь учится. А совсем умный еще и на чужих ошибках. А если не учится, значит, полный дурак, то есть придурок. Прохор Петрович, – Юрий Гургенович повернулся к главе корпорации, – помнишь, егерь такой у нас был, Иваныч?
– Смутно что-то.
– Да как же! Помнишь ты его отлично! Это ж ты от него убегал, когда мы хорошо приняли на морозе и тебе медведь почудился! А потом ты еще в капкан угодил, и мы тебе ногу вытаскивали! Вспомнил?
– М-м… – неопределенно протянул Прохор Петрович.
Степан Александрович наклонился к уху Вячеслава Станиславовича: