Таких, как я, собралось человек двадцать. Один за другим пролезают паломники в небольшое отверстие в скале. Я, конечно, уже не перышко легкое, давно утратила сорок шестой девичий размер, да смотрю, люди моих габаритов, даже крупнее, запросто ныряют в пещерку. Поэтому не сомневалась – пройду. Полезла, ан, нет – не пускает сходу пещера. Все с интересом уставились на меня. Кто-то посоветовал снять кофту. На мне в восемь ниток вязаная, толстенная кофта, погода прохладная в тот день стояла. Снимаю, остаюсь в футболке с коротеньким рукавом и упрямо вонзаюсь в лаз. Меня как стиснуло, как сжало, еле выдернула себя наружу. Рванула со всей силы, руку до крови ободрала…
Монах, стоявший при входе, разволновался, пошёл к мощам молиться, но я больше не отважилась повторять попытку.
Пока стояла в очереди, монах рассказывал, что утром приходил батюшка необъятных размеров, так он птичкой туда и обратно проскочил. И поведал свежий случай, о котором даже газеты писали – в пещерку женщина пролезла, а на обратном пути застряла. И не могла выбраться, пока за неё не стали молиться монахи, а она не исповедалась в смертном грехе – мать отравила…
Понятно, в каком я настроении возвращалась в гостиницу. Как ни крути, а не пустил батюшка Иов к себе. Не заслужила, выходит. Сижу в унынии… Рука саднит, будто тёркой по ней прошлись… На улице пасмурно… На душе хмуро. Потом думаю, что это я бедненькой, несчастненькой прикинулась? Я куда приехала? На выставку? В музей? Я приехала к великому молитвеннику земли православной! Вместо того, чтобы вначале исповедаться, причастится, приготовиться, рванула, как на вернисаж…
Отчитала себя и стала рассуждать: ведь неспроста батюшка Иов не пустил. Что-то неугодное Богу содеяла, раз прихватила пещерка? И сам собой встал перед глазами омский аэропорт и группа баптистов. Вот тебе и затаившийся грех. Ни разу не каялась на исповеди, что два года ходила к ним, послушания несла, работала, десятину отдавала.
Вечером пошла на исповедь. Монах как услышал о моем баптистском прошлом, как напустился на меня, многогрешную… Каялась ему, что сама втянулась, других не без успеха агитировала, мужа, детей водила, воскресную школу вела… Рассердился монах не на шутку. Для почаевских ревнителей православия отход от родной церкви – тяжкий грех. Разошёлся во гневе, думала, по голове треснет… На возвышенности сидел. Ругал-ругал… Не надеялась, что отпустит грех… Чуть не запрыгала от счастья, когда прочитал разрешающую молитву.