Луис Мигель взял в жены очаровательную девушку и вернулся в корриду. Он участвовал в боях во Франции и Северной Африке. Я слышал, что во Франции у всех быков рога подпиливали, поэтому мне было совершенно неинтересно туда ехать. Я решил дождаться, когда Мигель снова начнет выступать в Испании.
Мы вернулись на Кубу, и я весь 1957 и 1958 годы работал либо на Кубе, либо в Кетчуме, штат Айдахо. Мэри трогательно заботилась обо мне, когда я болел, и благодаря упорному труду и упражнениям мне наконец удалось подняться на ноги.
Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой оказался удачным для Антонио. Мы дважды собирались ехать, но я не мог прервать работу над романом. Мы отправили Антонио и Кармен рождественскую открытку, в которой я пообещал, что, пропустив сезон 1958-го, ни за что на свете не пропущу 1959-й и обязательно приеду в Мадрид к началу ферии Сан-Исидро, то есть в середине мая.
Когда пришло время ехать, мне не хотелось покидать Америку, а потом я не хотел уезжать с Кубы. Перед тем как лететь в Нью-Йорк и сесть на корабль до Альхесираса, я провел «Пилар» вдоль побережья в Гавану. Гольфстрим гнал воду к берегу, и над волнами стали появляться большие чернокрылые летучие рыбы. Мне не хотелось лишаться весенних дней на Гольфстриме, но я еще в Рождество дал слово, что приеду в Испанию. Я заранее решил, что, если бои будут нечестными или подставными, я объясню Антонио, почему не могу остаться, и вернусь на Кубу. Больше ни с кем я это обсуждать не буду. Уверен, он поймет. Но, как выяснилось, я ни на что на свете не променял бы ту весну, лето и осень. Стать свидетелем тех событий было тяжело, но не увидеть их было бы трагедией. Такое пропустить нельзя.
Наше плавание на «Конститьюшн» началось в ясную и солнечную погоду, которая продержалась всего день, после чего мы вошли в область низкой облачности с дождем и сильным попутным волнением. Так продолжалось почти до самого Гибралтарского пролива. «Конститьюшн» был большим и комфортным лайнером, и среди его пассажиров оказалось много приятных и дружелюбных людей. Мы прозвали корабль «Конститьюшн-Хилтон», потому что никто из нас раньше не путешествовал на таком монументальном судне. Может, лучше подошло бы «Шератон-Конститьюшн», но ничего, пригодится для следующего раза. Путешествовать на «Конститьюшн» после «Нормандии», «Иль-де-Франс» или «Либерте» было как жить в «Хилтоне», а не в парижском «Ритце» – в номере с окнами в сад.