Помню, был озадачен тем, что дедушку никогда пчёлы не жалили. Это сейчас задним умом понимаю: он был просто добрым и пчел любил, и, мне кажется, они отвечали ему взаимностью. Я же для них был человеком пришлым, пахнущим невкусными городскими запахами. Стоял рядом, смотрел и боялся лишним движением ещё больше разозлить их. Думалось, что они все жужжат только над моей головой и сетка на лице не спасет от их вездесущих жал – ходил бы я потом опухший. Пока дед не видел (заругает: «чего зазря пыхтеть»), хватал спасительный дымарь и окуривал себя с ног до головы.
Дедушка ножом аккуратно распечатывал соты и рамки устанавливал в кассеты медогонки. И вот наступал мой самый любимый этап – откачка меда. Хватал обеими руками ручку и, тренируя бицепс, раскручивал как центрифугу. Дед меня хвалил, и я, довольный, улыбался до ушей, с ещё большим усилием налегая на ручку. С каждым оборотом скорость становилась больше, а моё пыхтение – громче. Подчиняясь центробежной силе, мед расплескивался по стенкам бочки и постепенно тягучей массой сползал вниз. Рядом уже стояли люди, готовые подставить свои ведра и банки. Дедушка открывал кран, и светло-коричневая, пурпурного оттенка, струя гречишного меда тянулась и не прерывалась, наполняя тары всех желающих.
Как заслуженную награду за проделанную работу (и деду помог, и мышцы подкачал), я обожал краюху хлебушка макнуть в свежий, насыщенный ярким запахом сушёных трав и полевых цветов гречишный мёд, смачно пожевать, почувствовать терпкость, жжение, небольшое першение в горле и запить молочком. Божественный, ни с чем несравнимый вкус. Бабушка потом ругала за крошки в медовой миске. Говорила: «Надо есть ложкой!» Но ведь хлебом – вкуснее.
Десятки лет прошло, а память о любимом деле дедушки и вкусе его меда до сих пор греет меня.
Чай дедушки.
Как же было здорово чаевничать с дедом, когда теплые посиделки у самовара устраивались летним вечерком. В приятном предвкушении я усаживался за стол, во главе которого дед шумно прихлебывал черный байховый чай, кряхтел от удовольствия, вытирал полотенцем вспотевшее лицо и травил забавные байки.
У бабушки и дедушки быт был простым, без изысков, впрочем, наверное, как и во всех деревенских домах. Однако ж уюта от этого меньше не становилось.
Широкая скамья буквой «г» огибала стол и дальним концом упиралась в стену. На стене по левую сторону от рукомойника и лохани висел дедом сколоченный из тесаных досок посудный шкаф. На той же скамье, у окна, стоял сепаратор, в будние дни на нем бабушка делала самые вкусные в мире сливки.