– Ну, я поехал, – Игорь залпом опрокинул рюмку водки. Наливай, чего стесняешься. Хороша, – и он вилкой подцепил солёный огурец.
– Не-а, я не пью.
– Спортсмен, здоровье бережёшь. Молодец, – он вяло похлопал Николая по плечу, – а я не могу без неё проклятой, не могу. Девки, баня, да вот она, вот всё что у меня осталось, – и он залпом опрокинул ещё рюмку.
По телевизору, который включил начинающий хмелеть Игорь, показывали Санта-Барбару.
– Вот они подлинные хозяева жизни! – пьяным голосом воскликнул Игорь и ткнул вилкой с огурцом в сторону телевизора, – а мы кто? Рабы! Рабы, вылезшие из душных и жалких подземелий заводов, бледные чахоточные. Со своей рабьей моралью равенства, моралью рабов.
А равенства нет даже в природе, равенства нет даже у муравьёв, – и он ударил вилкой с огурцом по столу, огурец раскололся на мелкие части и разлетелся по полу, – даже у муравьёв есть царица, которую обслуживают десятки, сотни, тысячи рабов.
И мы идём на смену этому бледному, хилому и вымирающему племени – племени рабов. Мы: молодые, сильные, здоровые, мы благородные, белокурые хищные бестии, берущие себе власть по праву сильного, а не как жалкую подачку.
На мгновение Игорь умолк, с удивлением посмотрел на пустую вилку, подцепил на неё огурец и продолжал свои разглагольствования дальше. Николай совсем не удивился бы высказываниям Игоря, с учением Ницше, которое сейчас проповедовал пьяный Игорь, он был немного знаком и охотно бы поддержал дискуссию на эту тему, если бы не одно маленькое обстоятельство.