– Напоследок советую вам также запомнить пять заповедей, которых я всегда придерживаюсь. Первая – никогда не считать, что вы имеете дело с людьми глупее вас. Вторая – свято, но не слепо придерживаться полученной инструкции. Третья – всегда и везде быть готовым к неожиданностям. Четвертая – не думать, что храбрость может заменить ум, а смелость – находчивость. И последняя – уметь все замечать и запоминать.
В зиму восемнадцатого года пострадали многие дома. Не хватало дров, поэтому жильцы ломали деревянные балкончики, отдирали плинтусы, рубили ставни. Но особенно досталось Хитровке. После Октябрьской революции большинство нанимателей квартир отсюда сбежали, и хитрованцы, предоставленные сами себе, растащили все, что можно. Обитатели многочисленных ночлежек ломали нары, выворачивали доски пола, ворошили деревянные крыши. А большой навес посредине площади исчез еще в декабре. Рынок выглядел так, словно здесь только вчера прошли орды Чингисхана. Относительно сохранились только Кулаковка, Утюг и Сухой Овраг, расположенные между площадью и Свиньинским переулком.
Хитровка никогда не отличалась чистотой, а теперь, когда подтаял снег и покатились вниз с прилегающих переулков многочисленные грязные ручейки, она походила на громадную выгребную яму.
Рынок по-прежнему был многолюден: что-то клеили, сшивали и латали местные сапожники и портные, канючили покрытые всевозможными болячками нищие. У зловонных куч с отбросами копались ребятишки. Может быть, среди них был и Тузик. Когда мы его принесли с Виктором от Севостьяновой, он пролежал у меня недолго и, немного окрепнув, ушел. Неужто опять к Севостьяновой?
Мне нужно было найти Баташова, одного из немногих наших агентов на Хитровке. Миловский вообще выступал против агентуры, считая ее «наследием проклятого прошлого». «Агент – это предатель, – говорил он. – Агент предает своих товарищей. Полиция, создавая агентуру, тем самым растлевала людей, лишая их чести, совести, товарищества, культивируя психологию индивидуализма, корыстолюбия. Мы должны навсегда избавиться от подобных методов». Теоретически все это было очень благородно и красиво, а фактически дело дошло до того, что уголовный розыск не имел представления о происходящем.
«Новые установки мне ясны. Все ясно, кроме двух маленьких моментов, – говорил Горев, – чем я должен здесь заниматься и за что получать зарплату».