, к единому ви́дению мира, позволяющему как научную строгость, так и систематическое внимание к вопросам, которые ученые часто исключают из рассмотрения.
Как заявляет Грегори в своем стихотворении, он воспринимал свои умопостроения как несущую структуру, нечто вроде скелета. В этом притязании есть две стороны: во-первых, это заявка на формализм и строгость; во-вторых, это притязание на работу с фундаментальными принципами, направляющими нарастающую детализацию природных явлений. Однако он стремился описать не иссохшие кости, а функционирующий каркас жизни в самом широком смысле, жизни, включающей всю живую планету в эволюционной перспективе.
Пытаясь переосмыслить эти вопросы, Грегори пришел к стратегии переопределения. Он брал слова, относящиеся к вещам, которые нематериалисты считают важными, а ученые считают недоступными для изучения, – такие как «любовь», «мудрость», «разум» или «священное» – и переопределял их, привлекая концептуальные инструменты кибернетики. В его текстах грозные технические термины стоят рядом с обычными словами, однако эти менее пугающие слова часто переопределены необычным образом. (В конце книги дается Глоссарий.)
Это неизбежно навлекло на него критику с разных сторон:
– критику со стороны приверженцев традиционных научных взглядов, считающих эти термины бессмысленными и недопустимыми в научном дискурсе;
– критику со стороны религиозных и философских ортодоксов, утверждающих, что эти термины и так имеют хороший устоявшийся смысл, который Грегори неспособен понимать и уважать;
– критику со стороны тех, кто считает, что определение термина необычным (идиосинкразическим) образом или его необычное использование – это нечестный риторический прием вроде того, в котором кэрролловская Алиса обвиняла яйцеобразного Шалтая-Болтая, обитателя Зазеркалья.
Фактически Грегори попытался сделать с такими словами, как «разум» или «любовь», то же, что физики сделали с такими словами, как «сила», «энергия» или «масса», невзирая на то, что непосредственное соседство строгого определения и расплывчатого общеупотребительного использования может стать постоянным источником проблем. Это – уловка педагога, рассчитывающего, что переопределенный термин будет одновременно и запоминающимся, и обоснованным; будет применим и для общего употребления, и для важных вопросов. Но самым важным для Грегори было то, что в его версии такие слова, как «разум», должны нести точный смысл и быть способны сосуществовать с математическим формализмом.