ПУШКИН. Это невыносимо. Я не могу жениться. Не могу путешествовать. Даже не могу писать то, что хочется.
БЕНКЕНДОРФ. Ерунда. Пишите, что хочется. Нас волнует только то, что видят другие люди. Если вы хотите писать, а потом сжигать написанное, вольному воля. Вы освободите меня от необходимости сжигать все самому. Избавитесь от посредника.
ПУШКИН. Я не могу думать. Не могу спать. А когда засыпаю, вижу кошмары с карликами-людоедами. Но вы, вероятно, это знаете. Нет сомнений, что вы шпионите за мной и в моих снах, прячась за растениями в кадках. Такая у меня жизнь: бесконечная битва с карликами-людоедами.
БЕНКЕНДОРФ. Вы расстроены. Может, хотите прилечь? Мои апартаменты неподалеку. Если вам нездоровится…
ПУШКИН. Послушайте меня, мерзкий, садистский холуй. Мне не нужна ваша литературная критика, мне не нужны ваши советы о женщинах, и я не хочу лежать в ваших апартаментах. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.