– Ты, княжич, не сиди сиднем над учением, шёл бы косточки поразмять. Что батюшка велел, когда уезжал? Про дело ратное не забывать, на воздухе чаще бывать. Знает он про это увлечение книжное. Есть хоть один свиток, или книга какая, которую ты ещё не читывал? Вон, за зиму как побледнел. Э-эх! Солнышку надо радоваться, кланяться траве зелёной. Ступай-ка ты, княжич, во двор, под светило ясное, под лучи благодатные. А как согреешься, так попроси воеводу Артемия Силыча, Гридю али Ивача, чтоб с тобой на мечах сразилися. Булаву, поди, с оттепели в руках не держал? Мастерство ратное каждодневного усердия требует! Да и верхо́м третьего дня не выезжал. Ступай, княжич, ступай. А то батюшка воротится, достанется нам обоим на орехи.
Владислав кивал, продолжая делать вид, будто читает. Не шла из головы грамота, что батюшка ему показывал. Донос от перебежчика с соседского княжества. Поди, как прав он? Поди, как от ближних беды ждать? Да и на басурманской стороне неспокойно. Купцы заезжие сказывали, что в ихних краях кочевники шастают, на караваны нападают, люд вольный режут почём зря.
Посидев ещё для виду княжич, отложил свитки, отодвинул книгу и, застегнув кафтан, встал.
– А и то, верно, сказываешь, Фёдор. Пойду-ка я и, правда, на двор.
Княжич очнулся. В голове гудело и шумело так, словно вешние воды кромсали лёд на реке, вскрывая берега. Пересохшие губы разъедали соль и горечь. Руки затекли.
По округе эхом разносилось конское ржание и окрики на чужом языке. Княжич припомнил, как бился с заманившими в ловушку супостатами, как гибли дружинники, защищая его, как ухмылялись злые лица басурман и как померк свет. Муторно. Владислав зажмурился. Даже с закрытыми глазами, казалось, что он летит вниз с ярмарочного столба. Надобно осмотреться, да где взять силы открыть глаза.
Вдали протяжно гудел колокол. Владислав пошевелился. От нестерпимой пронизывающей тело боли помутился разум, и он вновь провалился в черноту глубокого колодца.
В следующий раз княжич очнулся от пробирающего до костей холода. Крупные капли ледяной небесной воды, больно ударяя по лицу и шее, проникали под одежду, и, дальше, в самое нутро, сковывая стужей душу, сердце и мысли.
До слуха вновь долетела чужая речь. Совсем близко. Владислав прислушался, пытаясь понять, кто осмелились напасть на Рязанские земли и пленить его. Толмач Фёдор обучал его разным чудным и мудрёным языкам. Кто бы ни напал на их земли, надо попытаться договориться. А там, глядишь, и подмога подоспеет. Батюшка, боярин Магута, Артемий Силыч – они будут искать его, когда воротятся. Ивач! Коли выжил, не бросит в беде, вызволит. Нужно только верить. С мыслями об этом княжич прислушивался к голосам, силясь разобрать хоть слово, но в голове стоял оглушительный гул.