– И что? – спросила она. – Если даже вы странники во времени? Так мы тут все странники.
– А ничего! – с вызовом сказал Арно. – Такое впечатление, что рядом есть ещё одно поселение людей. Так?.. Конечно, нет! Так к чему вопросы? Мы встретились. И этого достаточно, чтобы признать её за совершившийся факт. Или у тебя другие соображения?
– Но это вы пришли к нам… – слегка растерялась Мать.
– Мы пришли, потому что вы нас позвали, – играя обертонами так, чтобы его слова вызывали доверие, возразил Хиркус. – Давайте лучше познакомимся. Итак, я – Хиркус. Это – Арно… Дон Севильяк… Шилема…
– У-у, ведьма! – донеслось из мужской свиты Матери.
– А ты не лезь, если не хватает мозгов и сил! – повысил голос Хиркус, вызывая оживление среди недавних драчунов.
Дальнейшее перечисление имён женщин едва не вызвало новой драки, так как для каждой из них находился отклик сразу у нескольких мужчин, уже наметивших для себя приглянувшуюся незнакомку.
Мать живо переводила взгляд из-под припухлых век с одной названной соперницы на другую, но хранила полное молчание. Недавняя вспышка повиновения ей поселенцев лишь подтверждало её понимание: закончилась эпоха её исключительности, как это повернётся для неё в будущем, – был вопрос?
Но жила ещё надежда…
Однако она видела, три четверти тех, кто считал ещё вчера её взгляд за милость, уже отвергли её: старую, толстую, безобразную – она знала о себе именно это. И только оставались, оттиснутые было, сыновья и дочь, потрясённая происходящим и безропотная. Для них Мать оставалась единственной опорой в этом мире. Иного они не знали. А услышанное от взрослых о прежней жизни для них больше было похоже на сказку: громадные здания, многолюдство, автомобили и самолёты, магазины, телефон и телевидение…
И вдруг появились новые люди.
А с ними женщины…
Много…
Столько женщин сразу вместе не могло быть!
Если только в сказках…
– Мы представились. А теперь – вы! – продолжал знакомство Хиркус. – Девиса мы уже знаем. Этих молодых людей – тоже. А ты кто? – он указал пальцем на первого попавшегося на глаза колониста, заросшего, казалось, с ног до головы волосами и диковатого на вид.
– Меня зовут… Клеманом, – неуверенно отозвался тот.
Но его перебил злорадный смех.
– Пердуном его зовут! – выкрикнул кто-то.
– Это прозвище, – невозмутимо произнёс Хиркус, не давая сбить себя. – Мы говорим об именах. Значит, Клеман?