– В будущее!.. Быстрее в будущее!
У ходоков, как по Гоголю, немая сцена, а Симон подался вперёд и привстал на колено.
– Уршай!.. Ты?.. С ними?.. А эти?..
Уршай уже открыл рот, чтобы ответить, как на его плечо опустилась, затянутая в широкую рукавицу рука, похожая на лапу, и рванула его опять в общую кучу пришельцев. Дон Севильяк молниеносно отреагировал, опустив, словно кувалду, кулак на длинную конечность существа, и с хрустом переломил её.
Раздался отчаянный… Нет, клёкот, кваканье, щёлканье, но только не вопль, свойственный человеку. Хотя, кто знает, как может закричать от боли и человек? И зубовный скрежет, и сдавленное мычание, и вой, присущий зверю…
– А, Уршай! Вот ты где окопался! – рявкнул, добавляя нарастающему шуму в облаке басовитые ноты, дон Севильяк, и тут же: – Ваня! Убери их!
Раздавшиеся крики послужили сигналом к неуправляемой свалке существ и людей.
Шилема, вынырнув из-под руки Ивана, нанесла ближайшему противнику удар коленом в пах и тут же издала уже настоящий вопль, наткнувшись на металлическую планку, охранявшую уязвимое место. Зато Арно коротким, но сильным тычком в область живота, уложил одного из незнакомцев. Уршай вертелся, отбиваясь от протянутых к нему лап, внося дополнительную сумятицу…
Облако достигло полутора тысячного года до новой эры. Иван нанёс удар ногой в грудь напирающего на него гостя и скомандовал людям и облаку:
– Всем наружу!.. Всем!
Облако подчинилось команде и все его пассажиры – вольные и невольные – оказались под холодным солнцем конца осени в редколесье, выросшему вдоль топких берегов клочка земли – будущего полуострова Зеландия, а сейчас едва выступающего из воды островка.
– Арно, женщины!.. Оружие к бою!
Но оружие, вернее патроны, оказались только у самого Ивана и у Джордана. У остальных – голые руки, впрочем, как и у противников. Новый неожиданный для них переход в новую обстановку замедлил их реакцию – это стоило им дорого. Иван бросил свой автомат Арно, тот ловко подхватил его и стал на защиту оттеснённых им женщин, в том числе Мать с детьми, которые так и не поняли до конца, что же такое творить вокруг них.
А Иван достал бластер и, не мучая себя нравственными нормами, вбитыми в его голову с детства, наспех перечеркнул две фигуры. Они распались на части, а оставшиеся в живых «удильщики», видя гибель своих сотоварищей, наконец, отступили. Люди смогли объединиться и стать сообща против них, похоже, признавших, если не своё поражение, то хотя бы в не безнаказанности своих атак против людей.