«Зря унываешь, нету беды.
Я-то ведь знаю – розовый ты.
Может, случайно где-то во сне
Ты прислонился к серой стене.
Добрый мой слоник, ты извини,
В жизни бывают серые дни.
Скоро подарит солнце рассвет,
Выкрасит кожу в розовый цвет!»
8.
– Привет, Вера.
– Здравствуй…
– Я принёс тебе куклу…
Ангел сидел на подоконнике, и болтал ногой.
– А… а, ты кто? Ангел??
– Ангел, ты же звала меня?
– Ну… наверное…
– Вот я и пришёл. Меня зовут Ройх, и я пришел за тобой.
– Я ждала… Долго. И я боялась, что ты никогда не придешь. Как ты нашел меня?
– Ты верила. Твоя вера, вела меня, как огонек маяка, приводит корабли в гавань.
Вера гладила и крепко прижимала куклу. Сердце ее наполнилось радостью, на губах расцвела улыбка. Все, о чем она мечтала, тихой поступью пришло в её жизнь.
Человек с перебинтованной головой, очень похожий сейчас на Шарикова после операции, смотрел на чудо посереди своей маленькой затхлой комнатенки. Сверкающая полусфера переливалась всеми цветами радуги, и похожа была на большое крыло стрекозы. С каждой секундой её мерцание становилось все меньше, границы этого портала становились все менее отчётливые. Он видел, как минуту назад его дочь шагнула в вечность. Она прижимала к груди куклу одной рукой, другой держала за руку Ангела.
В соавторстве с С. Хурсан.
«…и спросили его: что же? Ты Илия? Он сказал:
нет. Пророк? Он отвечал: нет» (Ин.1:21)
Его звали Ванька, Ванька Казанец. Никто не знал, почему Казанец, впрочем, никто и не знал, откуда он пришёл, и какого роду-племени. Просто однажды появился в деревне Разгуляй эдакий хлопец, который по виду был вечно пьяный. Но не из тех, что буйные, по вечерам дебоши в хате устраивали, да по деревне искали, где повеселее, хоть на притолоке усесть, да только не домой. А такой, – тихий, доброход, с дебелеватой улыбкой, да большим сердцем. Таких называли одним словом, только смысл вкладывали разный… Ванька был парень здоровый, мог запросто оглоблю рукой переломить, да подковы на спор гнуть, Митрофан-то, кузнец наш, давно его приваживал к ремеслу, а тот ему свою отповедь, мол, некогда. Чем так занят был – никто и не знает, да вот только работать Казанец не хотел никак. Все ходил по деревне да медяки сшибал.
Люди в деревне были добрые, и кормили, и жалели, и милостыню давали, – убогих то всю жизнь так. Но некоторые ругались на него, да никогда монеткой не баловали, все отправляли на работу, здоровый детина, говорят, иди и зарабатывай! А он все одно, дней через несколько, как ни в чем не бывало, у крыльца высматривает, да медяк просит.