Кантовский долг формален: он на максиму воли налагает форму закона. Но эта форма не является совершенно пустой, она содержательна: испытание максимы с точки зрения ее способности быть всеобщим и общезначимым требованием означает необходимость чтить разумное существо как разумное, т. е. чтить человечность (которая на языке Канта является синонимом разумности) в каждом индивидуальном воплощении.
Категорический императив (высший принцип нравственности) вменяет в долг отношение к человечеству в лице каждого индивида как к цели и никогда не как к средству. Хотя долг полностью замкнут на нравственный закон, он не является внешней принудительной инстанцией, с чем связана еще одна формулировка категорического императива, рассматривающая нравственный закон как автономию воли.
Долг есть моральный закон, явленный как человеческий мотив. Каким образом закон сам по себе может стать непосредственным, определяющим основанием воли, мотивом – это, по мысли Канта, неразрешимая для человеческого разума проблема. Есть возможность только проследить, как этот мотив действует в душе человека. Механизм долга – уважение к нравственному закону и достоинству человека, поскольку он обладает автономией воли и творит этот закон из себя. Уважение к моральному закону и есть моральное чувство; оно не предшествует моральному закону и не вытекает из него, оно означает, что сам нравственный закон и есть мотив, в силу которого закон и реализуется.
Понятие “уважение”, присоединенное к двум другим понятиям – “необходимость поступка” и “закон”, – дает определение долга, по Канту, как “необходимости поступка из уважения к закону”.
Этический ригоризм[2] Канта, смягченный в неокантианстве, был подвергнут критике почти во всех последующих оригинальных этических системах.
Так, по мнению А. Шопенгауэра, учение Канта о долге логически ошибочно: выводить долг из абсолютной необходимости нравственного закона – значит предвосхищать основания, а пользоваться понятием безусловного долженствования – значит впадать в противоречие определения. Шопенгауэр полагает, что императивную форму морали Кант заимствовал из теологической этики и именно поэтому был вынужден задним числом обратиться к постулатам бессмертия души и существования Бога. Главный аргумент Шопенгауэра состоит в том, что для понимания метафизической, простирающейся в вечность этической значимости поступка совершенно несущественно, чтобы мораль имела форму повеления и повиновения, закона и обязанности.