Существуют различные оценки деятельности Елизаветы Петровны. Одни историки утверждают, что ее время отличалось гуманностью и веротерпимостью, усилением роли дворянства в государстве, расцветом мануфактурного производства и торговли, дальнейшим развитием образования; другие полагают, что каких-то коренных и значительных изменений в государстве и обществе не произошло. Поэтому, говоря о деятельности этой правительницы, нужно учитывать и брать во внимание обе точки зрения.
Например, по словам Ключевского, это была умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII века, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и, тоже по русскому обычаю, все оплакали по смерти.
Взойдя на престол путем переворота, Елизавета Петровна не чувствовала себя на нем достаточно прочно. Поэтому, чтобы упрочить свои позиции, она озаботилась устройством дел престолонаследия. Разумеется, что после низвержения Миниха, Остермана, Левенвольде, а также Брауншвейгской фамилии немецкое влияние при русском дворе практически сошло на нет. Однако, утвердившись на престоле, Елизавета объявила своим наследником племянника – принца Карла Петера Ульриха Голштейн-Готторпского, сына своей сестры Анны. 5 февраля 1762 года, практически сразу после смерти Елизаветы, он был официально объявлен наследником русского престола.
Но Брауншвейгский дом – как и все запретное на Руси – манил и соблазнял мечтателей. Причем, Анна Леопольдовна, Антон и, конечно, малолетний и опальный Иван VI Антонович никаких интриг сами не затевали, но являлись возбуждающей приманкой для любителей стратегических игр, тем более что методика уже была отработана. Нужно было срочно женить герцога Карла Петера Ульриха, чтобы он поскорей произвел потомство и обозначил династическую ветвь.
Советники императрицы придерживались такого же мнения и стали предлагать невест. Бестужев продвигал саксонскую принцессу Марию Амалию. Польская королевна, дочь Августа III, была выгодной парой, – она содействовала бы объединению России и Польши. Это испугало тайных почитателей франко-прусского союза, и они поспешили найти другой вариант. На прусской службе пребывал принц Ангальт-Цербстский, его жена, Елизавета Голштинская – родственница молодого Петра – была одновременно сестрой наследника шведского престола. И у этой пары имелась дочь София Августа Фредерика (принцесса Фике). В ее пользу Лесток и воспитатель Петра Брюммер пытались подогнать правило Вассиана Топоркова: «Надобно избрать такую, для которой брак был бы подлинным счастьем». Только на этот раз опытные интриганы перехитрили самих себя! Давно известно, что фигурант, поднятый из грязи, рвется в князи во столько раз сильнее благополучного и благородного, во сколько раз его детские игрушки – если они вообще были – дешевле позолоченных погремушек и фарфоровых заводных кукол богатого наследника. Был также еще один очень существенный момент: протестантка София Августа Фредерика куда проще перековывалась в православие, чем ярая католичка Мария Амалия. Где-то на горизонте самым впечатлительным мерещился бледный призрак Марины Мнишек.