Корабли, везде корабли, они поселились во мне, и я ни о чём другом не могу думать. Я переживаю за ребенка, которого так плохо разглядел. Во сне часто происходит так, что о ком мы переживаем, теми и становимся, но не сейчас. Ребёнок не был похож на меня: бледная кожа, светлые волосы, обычная одежда; большего мне не запомнилось. И вот я понимаю, хотя это всего лишь предположение спящего на тот момент человека: быть может, сценарий, придуманный мной – предназначение чего-то?
Я открываю глаза, не помня, закрывал ли их, и вижу корабль, похожий, но уже не серый, и цел его корпус, и нет больше траура – видимо, и не было его. Я парю над ним, лечу, словно душа, высвободившаяся из заточения тела; озирая взглядом с высоты его живой лик, окутанный тонкой пеленой загадочного, то болотного, то местами голубого тумана. Нас двое: я и корабль, и тонкая связь между нами – туман, а вокруг тьма, ни моря, ни земли, всего лишь тьма, которая позволяет быть тем, кем мы хотим себя видеть. Закрываю глаза на миг, будто что-то заставило меня сделать это. Я оказываюсь на этом корабле; и ясно стало, что он – не галеон, а скорее бригантина, в полной своей красе, с золотыми окантовками на поручнях и бортах судна. Видно, что судно не новое, и побывало уже в сражениях; его выдает немного потёртый вид и несколько замененных палубных досок. У него есть своя история – может, история кровопролития.
Подняв голову, чтобы взглянуть на мачту с убранными парусами, я вижу черный флаг, рвущийся от сильного порывистого ветра, напоминая о лоскутах разорвавшегося паруса; видимо, небеса не дают ему сорваться с флагштока и улететь в море. Теперь слышны голоса, отчётливые слова на непонятном мне языке. Рассеивающийся туман обнажает палубу. Та же команда, что была на предыдущем судне – но не застывшая, занимается своими обязанностями. И нет больше горя и печали, будто происходящее со мной пару секунд назад для них было очень давно, что не вспомнить им прощание с королем, наверное, уже никогда. Почему-то опять вспоминается ребёнок, маленький сын, что с болью в каждом движении своём подошёл к телу короля. Я думаю о нём, чувствуя его боль, сжимающую грудь ощущением никчемности человека. Спёртый, отравленный воздух, горечь, вставшая комом в горле, и одновременно накатывающая слабость не дают забыть, постоянно напоминая ту картину. А для всех остальных, что мечутся по кораблю, есть новый король, как его ни назови, он для них кукловод, и для неизвестного мне ребёнка, успокаиваю я себя, наверное, отведена новая роль. Мои переживания только о нём – совершенно неизвестном мне мальчике. Двигаюсь по палубе, пытаюсь узнать хоть у кого-нибудь, что происходит и где тот ребёнок. Но никто не обращает на меня никакого внимания. Прозрачность становится понятнее, когда сквозь меня проходит матрос, а скорее боцман пожилого возраста. Оглянувшись, как будто заметив меня, старый, но все ещё крепкий мужчина уходит спокойной походкой бывалого морского волка, не обращая внимания на легкую качку, взглянул прямо мне в глаза. «Неужели он увидел меня?» – пробегает мысль. Пытаюсь сделать шаг, меня поглощает туман, что обволакивал только что мои ноги – расплывается от ступней на несколько метров.