Герка уволок блюющего Тюху.
Хорошо места были свои, знакомые. С детства. Они тут с Лехой все как крысы излазили, знали, где пересидеть.
Герыч пригляделся к другу и увидел, что куртка у него на плече порвана и свисает лоскутами, скула ссажена, а волосы над правым виском потемнели от запекшейся крови и висели сосульками.
– Э, парни, мне отлить надо, – жалобно причитал Витюха. – Не бегите, а! Вы чего, бросить меня хотите?
– Да надо бы, – пробубнил Леха. – Подождем, иди, куда хотел.
Витька, согнувшись в три погибели, побежал за мусорные баки, на ходу расстегивая джинсы. Видимо, не на шутку худо было. Лицо у Витьки сделалось почти серым, рыжие вихры слиплись от пота.
Леха присел возле стены.
– Что-то мне, брателло, тоже того… Фигово… – прошептал он, стирая грязной ладонью выступившую на лбу испарину.
– Слушай, чувак, – забеспокоился Герыч. Было от чего. Леха никогда ни на что не жаловался, даже когда Мишка Кучерявый сильно порезал его в прошлом сентябре. – Ты чего? Может, нам в больничку?
– Ага, – огрызнулся Леха, тяжело дыша. – В больничку? А там мы что скажем? Даденьки-врачи, приболели мы малость, нас нехорошие мужики убить хотели.
– Что-нибудь скажем, – пробормотал Герыч. – Только вид у тебя, как у трупняка. У тебя, брат, даже губы синие.
– Иди ты… – Леха сполз по стене, улегся на заплеванный асфальт, опрокинулся на спину, потирая рукой грудь. – Короче, так… Бери Витьку и валите. У Гриши посиди денек-другой. Он мне должен. И смотри, чтобы Рыжий бабке своей не звонил. К родным они в первое дело сунутся…
Не договорил, задышал часто и шумно. И Герка почувствовал, как от страха мерзнут пальцы.
– Леш, ты чего, Леш, ты вставай… – почти умоляюще забормотал Герыч. Попытался поднять, но Леха только застонал да бессвязно выругался.
– Витоха, мать твою, тащи сюда свою тушу дизентерийную, Лешке совсем плохо. Нашел время по углам тошнотиться… – Гера приподнял Лехину голову, попытался положить к себе на колени, но ничего не вышло. Вместо этого Лешка еще раз приложился затылком об асфальт и замер.
Витоха не отвечал. За мусорными баками что-то завозилось и стихло.
– Витоха, блин, ты где? Леш, вставай! – выкрикивал Герыч, крутя головой. Что-то изменилось вокруг. Придвинулась темнота. Нестерпимый холод снизу, из-под асфальта, от скрытой под ним земли, пробрался Герке в кеды. Ноги заледенели в одну минуту. Словно ниоткуда взявшийся ветер подхватил несколько рваных газет и потащил их в черноту под мостом. И та еле слышно, но гулко и тоскливо завыла в ответ.