. Гляссер пользовалась большим и совершенно незаслуженным влиянием в Совнаркоме. Она была интриганкой в духе царских придворных, кичилась своей близостью к Ленину и на этом основании считала себя выше других. Кроме того Гляссер покровительствовала Бричкиной. Были они два сапога пара.
Гляссер сделала мне несправедливый и необоснованный выговор за якобы имевши место в канцелярии «развал работы». Я прекрасно понимал истинную причину нелюбви Гляссер ко мне. Незадолго до того я предложил завести в канцелярии контроль за исполнением постановлений Совнаркома. Мне казалось логичным, чтобы канцелярия занималась этим вместе с контролем получения документов из Совнаркома различными учреждениями. Но оказалось, что я, сам того не ведая, вторгся в «епархию» Гляссер, которая по собственному почину, выдаваемому за ленинское поручение, вела такой контроль. Гляссер увидела во мне конкурента и решила выжить меня из Совнаркома. Человек, руководствующийся интересами дела, поступил бы иначе – поделился бы со мной опытом, помог бы наладить контроль. Но Гляссер была не такой. Разумеется, я не стал соглашаться с несправедливыми обвинениями, возражал по каждому пункту. Возражения мои были обоснованными. Опровергнуть их Гляссер не смогла, но сказала, что такому человеку, как я, «не место в канцелярии Совнаркома». Я ответил, что не ей решать, где мне работать, и ушел. Гляссер затаила злобу и начала мне вредить. Она всячески старалась меня опорочить. Сама выдумывала какие-то придирки, привлекла к этому некоторых сотрудников канцелярии и библиотекаря Ленина Манучарьянц.
Я впервые в послереволюционной жизни столкнулся с подобной несправедливостью. Нападки были вздорными, необоснованными, но их количество и постоянство формировали мнение о том, что «Мехлис не умеет работать». Как-то само собой выходило так, что все изменения к лучшему есть заслуга сотрудников канцелярии, а во всех ошибках виноват я. Пришлось обратиться к управделами Совнаркома Горбунову, который назначил меня на эту должность. Я знал Горбунова с Гражданской войны. Он был начальником политотдела 14-й армии в которую входила моя 46-я дивизия. Горбунов меня сильно удивил. Я ожидал от него принципиальной партийной оценки моей работы, а также поведения Гляссер и ее пособников, но вместо этого Горбунов развел руками и сказал, что он не может ничего сделать. Передаю дословно то, что услышал: «Если уж Мария Игнатьевна (Гляссер) ополчилась на вас, то спокойно работать вы в Совнаркоме не сможете». Мария Игнатьевна! Скажите еще: «государыня императрица»! Что за порядки царят в главном советском учреждении?! Теперь уже невозможно такого представить, но тогда все так и было.