________________
Медиана тридцать девятого дня Целомудрия запомнилась не только рассветным бегством Ваны Дольсога, но также предвечерним появлением в порту «Медузы». Рагнер обрадовался и тому, что его «медузочка-крошечка» не сгинула в жуткую бурю, и тому, что «крошечка» привезла, среди прочих новых лиц, «чертового сиюарца». На причал, широко шагая да вразвалочку, спустился мужчина сорока с лишним лет: полный и крепкий, преждевременно поседевший и примечательный смешными серыми усами, толстыми и короткими, похожими на двух раскормленных гусениц. Сам Отто́льд Э́ккильсгог походил на раскормленного, вальяжного кота, но на верфи он превращался в прожженного солью и продутого ветром капитана, каравшего по морского закону своих работяг так, как ему вздумается. Рагнер облегченно выдохнул: теперь он мог забыть о стройке на холме и быть уверенным, что к весне верфь заработает.
– Оттольд! – с любовью и нежностью обнял его Рагнер на набережной. – Я думал, ты меня бросил! Как в окошко тебя увидал, чуть не всплакнул! И, бегом к тебе, как видишь, чертов сиюарец, бросился!
– Ваш Светлость, – нахмурился корабел, – рыдать, нежничать да целоваться вы мне на хер бросьте! Оттольд вам всё построит и в деньжатах не обдует. А вот мой щетовод, – достал он из-за своей широкой спины пятнадцатилетнего «щетовода»: высокого брюнета, но нескладного, с большими ступнями, какие ему всюду мешались. – Сына! – с гордостью представил юношу Оттольд. – Весь в меня, пойтрета на х… не надобно!
Сложно было найти столь непохожих друг на друга отца и сына, как внешне, так и внутренне. Вайл Эккильсгог смутился, оказавшись перед герцогом Раннором, густо покраснел. Запинаясь, он пробормотал свое приветствие и поклонился. От отца ему достались лишь круглые, карие глаза. Но если Оттольд смотрел на мир смело, то Вайл будто робко выглядывал из-за угла – он пошел в свою кроткую мать, рос нежным, щепетильным мальчиком, вежливым и скромным до чрезмерности. Зато он знал, из чего состоит Рай: из домашнего уюта, запаха сладкой выпечки и ласки. Из Рая Вайла изгнали в возрасте восьми лет, когда его матушка умерла, а овдовевший Оттольд решил, что из сына пора делать мужика – и отдал его в монастырскую школу: чтобы он взрослел среди сверстников. Вопреки ожиданиям отца, взросление вдали от семьи сделало Вайла замкнутым и усилило его боязливость – сверстники дразнили его фиалкой, часто били, портили его вещи, – издевались над ним потому, что так устроен мир – всегда в стае будет самый нижестоящий, презираемый, битый несчастливец. Таким выпало побывать Вайлу. Вот и сейчас, вопреки доводам разума, Вайл панически боялся Рагнера Рагнера, считая, что, едва они останутся наедине, Лодэтский Дьявол врежет ему между ног, а потом со смехом побежит рассказывать об этом дружкам.