И лишь когда солнце потянулось к закату, а мы в сладком изнеможении лежали на берегу речушки, она позволила себе быть серьезной.
– Егор, я же вижу, тебя что-то беспокоит, – мягко проговорила она, приподнявшись на локте и одарив меня долгим задумчивым взглядом чуть раскосых глаз.
Я тяжело вздохнул и, закинув руки за голову, промолчал. Любят женщины так разговор начинать. Весь, как говорит молодежь, кайф обламывать. Хотя, что уж тут, я и сам хотел с ней об этом побеседовать. Широ очень умная девушка, да и знания у нее иногда несколько… Недоступные остальным.
– Не молчи, а то я тебя мучить начну! – воскликнула она, тюкнув меня маленьким кулачком в плечо.
Перехватив руку, я потянул ее, чтобы девушка завалилась на меня, и хитро произнес:
– А как ты будешь меня мучить?
– Егор!
– Да ладно, ладно.
Я отпустил Широ, но она продолжала лежать на мне, уперев в мою грудь локотки.
– Проблема… В том деле, над которым я работаю.
– Неужели нашли очередную девушку? – Глаза Широ широко распахнулись, став неестественно круглыми для ее японской народности.
– Да. И боюсь, она будет не последней.
– Следов, как всегда, нет?
– Почему же, есть. Но не в наших возможностях их разгадать. Девушка смогла поцарапать Чешира, прежде чем…
– Прежде чем он ее задушил. Не стоит в разговоре со мной стесняться подобных слов.
Широ скатилась с меня и села, уставившись на размеренные воды речушки, слегка подкрашенные розовым закатом. Невольно я вновь залюбовался ее обнаженной фигурой. Моя Широ Юсаги. Моя девочка… Кто бы мог подумать.
– У тебя есть какие-нибудь новые мысли? – ее задумчивый голос вырвал меня из фантазий.
Так, теперь главное согнать с лица похотливую улыбочку. Соберись, Егор! А ну, друг, ша, спокойно!
– Мысли есть, конечно, правда, не знаю, насколько они могут помочь. Девушке удалось поцарапать Чешира. В идеале, конечно, если бы она зацепила ему лицо… Но что-то мне подсказывает, что нам вряд ли так повезло. Да и мало по метро царапанных ходит?
– Тут ты прав. Ей скорее удалось вцепиться ему в спину. Или в руки, плечи… Но все эти участки, я так понимаю, у вас обычно закрыты. Там ведь холодно, да?
И почему, когда она говорит о моем мире, у нее так меняются глаза? Что это за чувства поселяются где-то за радужкой? Тоска, переживание, боль? Не знаю.
– Да, у нас очень холодно. И сыро. И ветер в туннеле пробирает до костей.