– Я, брат, че мог, то сделал, – сказал Константин, – а дальше, как Бог повелит, – уклончиво промолвил Константин.
– И на том спасибо! – проговорил Юрий и свистнул.
Вскоре подплыла лодка с бородачом. Константин перешел к нему. Юрий приказал проводить князя до шатра. Весь мокрый, словно искупался в реке, но зато никем не замеченный, вернулся Константин к себе. А утром отдал приказ о возвращении в Москву.
В тот же день Юрий тоже приказал сворачивать лагерь и направляться в Галич. Услышав о том, что князь распорядился ехать в Галич, княгиня недовольно сморщилась.
Она там уже бывала. Дикий угол, причем дряхлый. В нем много сохранилось строений, которые построил еще первый удельный князь Константин Ярославич, брат Невского. Кроме рыбалки на озере да охоты в окружающих лесах, там нечем заняться. Даже Звенигород – и тот заткнет за пояс этот городишко, тот рядом с Москвой, где такие базары. Но ее не поддержали сыновья. Старший Василий Косой и Дмитрий Шемяка в один голос хвалили решение отца. Там, вдали от московских глаз, они накопят силы да так вдарят по Москве, че Ваське не сдобровать. Третий сын Дмитрий Красный молчал.
Да, Галич город самый восточный Северной Руси. Одна в нем прелесть, сюда даже татары не ходили: боялись лесов и топий. Добравшись до города, князь поселился в хоромах, доставшихся от Константина. Крышу пришлось менять. Заменили кое-что из хозяйственных построек. Знал, ни один год тут придется ждать своего времени. Оттуда он прислал великому князю письмо, в котором просил заключить перемирие сроком на один год.
Собравшийся княжеский совет решил, что Юрий не хочет заключать постоянного мира, собирает силы и что-то задумал. Необходимо его убедить о подписании вечного мира. Вскоре Софья получила от отца письмо, в котором тот советует добиться от Юрия заключения вечного мира. Митрополит Фотий, узнав об этом письме, сам вызвался ехать к Юрию в Галич, чтобы уговорить того о заключении вечного мира.
Узнав о том, что к нему едет сам митрополит, Юрий, чтобы показать свою мощь, собрал всю чернь со всех окружающих деревень и поставил ее близ городских ворот, на холме – так, чтобы Фотий мог видеть громадную человеческую мощь, а сам с боярами и детьми выехал к нему навстречу. Встретившись, он преклонил колени вышедшему из возка митрополиту и поцеловал его сухую, с тонкими бугастыми пальцами руку.