Прения с телефонисткой, потом долгие объяснения портье саутгемптонского отеля «Дельфин», кто я такая. И вот:
– Шарлотта? Алло? Алло?
Я отвела трубку от уха и посмотрела на нее, наливаясь злостью. Мать всегда отвечала «алло», если кто-нибудь слышал ее разговор по телефону. Подумать только, беременная дочь сбежала, а ее волнует, какое впечатление она произведет на портье.
В трубке кудахтало, и я опять приложила ее к уху.
– Здравствуй, мама, – перебила я. – Меня не похитили и не убили. Я в Лондоне, со мной все хорошо.
– Ты сошла с ума, ma petite? Взяла и исчезла, перепугав меня до смерти! – Тихое шмыганье и шепотом «мерси» – видимо, портье подал ей платок, чтоб промокнула глаза. Однако я сильно сомневалась, что у матери потекла тушь. Злобствовать, конечно, нехорошо, но я не сдержалась. – Скажи, где ты находишься. Сию секунду.
– Нет. – Во мне что-то шелохнулось, помимо тошноты. – Прости, но я не скажу.
– Не глупи, Шарлотта. Ты должна вернуться.
– Я вернусь. Когда раз и навсегда выясню, что произошло с Розой.
– С Розой? Господи боже мой…
– Я очень скоро позвоню, обещаю, – сказала я и повесила трубку.
Потом вернулась в дом. На кухне Финн Килгор самозабвенно драил сковородку.
– Не подадите полотенце, мисс? – попросил он.
Это ж надо. А вот отец мой считал, что грязная посуда чудодейственно моется сама.
– Опять звонит. – Принимая полотенце, Килгор глянул в прихожую. – Пыталась связаться с одним английским офицером во Франции, но тот в отпуске. Теперь ругается с какой-то неведомой женщиной.
– Мистер Килгор… – Я замялась. – Вы говорили, что исполняете обязанности шофера. Не могли бы вы отвезти меня в одно место? Пешком я боюсь заблудиться, а на такси нет денег.
Я полагала, он откажет американке, которую знать не знает, но Килгор пожал плечами и вытер руки о штаны:
– Сейчас подгоню машину.
Я себя оглядела.
– Только мне надо переодеться.
Вскоре я была готова. Килгор стоял возле открытой входной двери и, притоптывая, глазел на улицу. Заслышав стук моих каблуков, он обернулся, и темные брови его взлетели, но я не истолковала это как знак восхищения. У меня осталась только одна смена чистой одежды, и в ней я выглядела фарфоровой пастушкой: многослойная оборчатая юбка с кринолином, розовая шляпка с вуалеткой, без единого пятнышка перчатки, тесный розовый жакет, предназначенный подчеркнуть все женственные изгибы, каковых у меня не имелось. Я вскинула подбородок, а дурацкую вуалетку опустила на глаза.