– Что вы знаете о Рене Борделоне? – Эва улеглась на жесткую койку и закинула руки за голову.
– Он поганый предатель. – Виолетта склонилась над шифровкой. – Что еще нужно знать?
Не лгите мне, – шепнул металлический голос. – Я вмиг распознаю ложь, мадмуазель.
– Боюсь, шпионить у него под носом будет очень непросто, – проговорила Эва, и пульсирующий страх в ее груди слегка зачастил.
Май 1947
– Нет, – отрезала Эва. – Я ненавижу Лилль и даже на ночь в нем не останусь.
– Выбирать не приходится, – спокойно сказал Финн, выглянув из-под капота. – Когда малышка снова заурчит, пора будет искать ночлег.
– Только не в сволочном Лилле. Хоть в темноте, но доедем до Рубе.
За последние сутки Эва меня уже достала.
– Ночуем в Лилле, – сказала я.
– Что, опять зашевелился твой пирожок в печке? – Эва буравила меня взглядом.
– Нет, просто за гостиницу плачу я.
Эва покрыла меня непечатными словами, еще крепче ее обычной ругани, и туда-сюда забегала по обочине. Ну и денек, – думала я, глядя, как Финн копается в нутре «лагонды». Почти бессонная ночь в дешевой руанской гостинице, тревожные сны, полные смутных кошмаров: бесконечные коридоры, в которых исчезает Роза, сопровождаемая злобным шипением матери: «Шлюха»… Потом долгая изнурительная поездка, язвительные замечания Эвы всякий раз, как из-за тошноты я просила остановиться, и, что еще хуже, каменное молчание Финна.
Шлюха, – шипела тетка в моих кошмарах, и я невольно вздрагивала. Я так радовалась началу новой жизни, упиваясь тем, что никому не ведомо, кто я такая и чем себя замарала. Но жизнь с чистого листа оказалась иллюзией. Теперь всем известно, что Чарли Сент-Клэр – шлюха, и все это благодаря бестактной старой кошелке, у которой рот что варежка.
На подъезде к Лиллю из-под капота «лагонды» повалил пар, и Финн, съехав на обочину, достал из багажника ящик с инструментами.
– Оживет она? – спросила я, когда он объявил, что дело, видимо, в клапанах, забрызганных маслом, потекшем радиаторе или шестеренках коробки передач. – До Лилля-то дотянем?
Финн обтер руки ветошью.
– Если только потихоньку, – сказал он под аккомпанемент Эвиной брани.
Я кивнула, не глядя на него. С тех пор как моя Маленькая Неурядица перестала быть тайной, я не могла смотреть ему в глаза. С Эвой было проще – спрячься в скорлупу цинизма и на хамство ответь хамством хлестче. Но Финна переиграть в молчанке невозможно. Мне оставалось лишь изображать полное безразличие.