– Ты уедешь?
Она вернулась к нему, села на кровать, погладила по светлым, как у матери, волосам, поправила одеяло.
– Уеду, мой хороший.
– А ты будешь ко мне приезжать?
– Обязательно!
– Хорошо, тогда уезжай, – Мишка, успокоенный, отвернулся к стене.
Глядя на его нежный розовый затылок, Надежда внезапно расстроилась – будто маленький брат единственный из всей семьи дал ей позволение на исполнение мечты. Она не понимала причину жесткого сопротивления родителей и думала, что это, возможно, связано с нежеланием матери с ней расставаться. Но что было такого печального в этом расставании, если у нее оставались рядом муж и сын? А, может, причина была более глубокой, не ясной ей самой? Страх потери, например? А может, что еще хуже, она втайне боялась отца и не хотела оставаться с ним одна? Нет, не похоже. Тогда что?!
С этими мрачными мыслями девушка уснула далеко за полночь, ей приснился кошмар – будто ушла она от родительского дома в серую зимнюю степь, а навстречу ей внезапно пополз густой темный туман. Надя почему-то решила, что у нее не осталось выбора – только идти ему навстречу, пересечь это безжизненное пространство и обязательно добраться до горизонта, где будет светло и тепло. Когда плотная клубящаяся стена готова была накрыть ее с головой, она резко очнулась. Последнее ощущение, которое ей врезалось в память, было крайне необычным – там, за непроглядным туманом, кто-то ее ждал. Ей непременно надо было его увидеть, но она не успела. Ощущение тайны было непередаваемо сильным, держало в напряжении все утро, наполняя странным предвкушением судьбы, о котором она когда-то так мечтала. А потом забылось.
На следующий день Надежда Головенко подала заявление об увольнении.
В отделе кадров ее бумагу начальница приняла в штыки – мол, ягода на подходе, работать некому, – и отправила к директору в надежде на то, что тот откажет. Надя, взвинченная разговором, вбежала в директорский кабинет, некрасиво хлопнула дверью, зацепила ногой стул. В ней кипела злость: «Да кто она такая, в конце концов, чтобы распоряжаться моими желаниями? Начальница? Дура она крашеная, а не начальница!»
Иван Афанасьевич, несмотря на предупреждающий звонок грозной кадровички, встретил Надю спокойно, внимательно прочитал заявление, вежливо попросил сесть за стол.