Надя обожала июньскую степь, напоминавшую ей необъятное зеленое покрывало, затейливо вышитое перелесками, взгорками, овражками. В начале лета в степи было особенно нарядно – маки и васильки расцветали яркими пятнами, жаворонки без устали звенели в высоком чистом небе. Воздух был пряным, с запахами полыни и чабреца. Его хотелось вдыхать очень глубоко, словно аромат чудодейственного настоя, сваренного доброй чародейкой-природой. Девочке нравилось разглядывать ясный горизонт, за которым, как ей думалось, скрывались удивительные страны, а в них диковинные города, где люди были непременно счастливы. Тяжелые, кипенно белые облака представлялись ей дворцами волшебных королевств, и она искренне верила, что жизнь в них текла по иным, магическим, законам – как в книгах о Гарри Потере.
В июле лето вступало в полную силу, расцветала дикая ромашка, щедро укрывая степь белым ковром. Ее обильное цветение длилось почти месяц – до невыносимо жаркого засушливого августа, хозяевами которого становились бессмертники вперемешку с полынью и колючим синеголовником. К этому времени влажное разнотравье высыхало на корню, обнажая редкие приземистые кусты, камни и скальные пороги, степь превращалась в пустыню. Кругом становилось уныло, собирать было нечего – ни горькой полыни и чабреца, ни лечебной ромашки, ни белых плотных шампиньонов. Только фургончики с продуктами да местные машины изредка курсировали по проселочным дорогам между деревнями, стараясь не застрять в распутице. Осень укрывала уставшую от жары степь мягкой прохладой, застилала утренними туманами, меланхолично сыпала мелким дождем, заставляя людей прятаться в домах.
Зима приносила с собой сырость, непролазную грязь, выматывающие душу стылые степные ветра, заносившие огороды песком с Днепровских плавней. Консервный завод работал вполсилы, дороги становились полупустыми, и только поезда деловито перекликались гудками, напоминая, что затишье это временное – до первых теплых дней. От безделья соседи гостили друг у друга, сплетничали, делились новостями, обсуждали политику и местное начальство. Это скрашивало невыносимую скуку, позволяло быстрее проживать слякотные дни. Потом наступала весна, зацветали вишни, и все начиналось сначала.
Подрастая, Надюшка считала такой порядок вещей неизменным и не понимала, как может быть по-другому. И вишни, и зловредная тетя Люба, и вечные зимние лужи гармонично вписывались в ее картину мира, не вызывая никакого внутреннего диссонанса. Жизнь виделась ей простой и замечательной, а о будущем она не задумывалась – оно казалось ей непередаваемо далеким и абсолютно нереальным, как еще не придуманный роман.