Потом начинается война. Уебаны из ЦРУ никак не могут простить Pearl HarboR летят и взрываются бомбы, у Маиюки остаётся всё меньше и меньше родственников и друзей, ей грустно. Она идёт из школы, и банты на её голове испачканы кровью.
Потом. Потом она плачет. 14.30 – обед. Но Маиюки не хочет есть мясо себе подобных. Её тошнит от рук, речей, НАСТАВЛЕНИЙ бабушек и матерей. Она блюёт ВАШЕЙ правдой. Она чувствует себя плохо, но она знает свой долг. Она – ветер – свободный и летящий в одну сторону.
15.00 Час Дракона. На заднем дворе школы, там, где баскетбольные корзинки, она отхуяривает в умат пацана, что два года доставал её мудацкими букетиками и: «Дай, понесу портфель… дай понесу портфель…» Осталась довольной над поверженным. И, главное – СВОБОДНОЙ! Она – ветер, летящий навстречу Солнцу.
Вы, суки, знаете, что такое «Ветер, летящий навстречу Солнцу»? Это билет в один конец. Это – обратной дороги не предусмотрено. Это – открытый путь к Богу. И только к нему, стяжателю душ идиотов. Это победа над самим собой, собственной трусостью, признание или отказ от рабства.
Мы уже полтора часа торчим на этом сраном железнодорожном переезде. Жара, духота, как ни странно, «Беретта» на столе остаётся холодной. Сессиль, моя любимая девушка, лучшая в мире ебанутая француженка, переодевшись в оранжевый жилет, в своей клетчатой рубашке под ним выглядит убийственно сексуальной. Ну, да это всегда так: когда я её вижу у меня всё поднимается. А вижу её я даже во сне.
Андрей нервничает. То входит, то выходит из этой грёбаной будки, оба Калашника с плеча не спускает.
– Положи ты их! Трупы оттащи подальше.
Он плюёт прямо на пол. Некультурный.
– Сто лимонов! Сто лимонов – ты можешь это себе в голову вместить?
– Рублей. Зачем в голову? У нас, вон, пикапчик есть.
Мы ждём инкассаторов. Они не знают, что мы их ждём. Они, блядь, опаздывают.
Сессиль в наушниках слушает какую-то херню из телефона. Меня это раздражает. Выдёргиваю из её головы дурацкие провода, и мы сливаемся в долгом поцелуе. Андрей снова плюётся. Да сколько слюны-то в тебе?
Длинная дорога плавится. Нам будет хорошо их видно – они с горочки – прямо к нам.
Жара. Капельки пота повисают у меня на ресницах. Сессиль смеётся, ей хорошо даже в этой жаре.
Спрашиваю, любя:
– Что ты делаешь в этой стране?