А что же быдло, то есть народ? В основном, но и не без сволочных исключений, конечно, превратились в партизан. Те из них, что были лучше организованы, располагали налаженной связью между собой, имели более или менее приличное оружие и достаточно боеприпасов, гордо именовали себя «милиция» – Народное ополчение. Немало появилось и независимых патриотических банд.
Я в это время был в Москве.
С приходом новой власти, многие москвичи ушли в подмосковье. В прямом смысле этого слова, вертикально вниз, под город. Москва – как айсберг, знаете ли. Под землёй она гораздо больше, чем на поверхности. Метрополитен – лишь красивая прихожая к этим бесконечным лабиринтам и гигантским пещерам (непонятно, как такая тяжёлая верхняя Москва на сплошных пустотах нижней держится?). Метро, разумеется, больше не работало для гражданских пассажиров, оно стало аванпостом – и для полицаев, и для милиционеров – на разных станциях. И вяло тлеющей линией фронта, не удобной для широкомасштабных боевых действий. И занять целиком всю эту высоту… простите, «нижнету» никто особенно не стремился. Потому, что метро – это быстрая надёжная могила: с его-то тоннелями, да нашими газами.
А вот за стенами тоннелей – совсем другой мир. Конечно, и у полицаев были наёмные диггеры, но этих мы старались уничтожать в первую очередь.
Натовцы под землю не совались, и партизаны совершали регулярные рейды на поверхность.
Я, милиционер.
На этот раз мы выбрались через бомбоубежище подвала жилого дома, вышли в подъезд из служебного дворницкого помещения. Деревянная дверь запиралась снаружи, но и распахивалась тоже наружу. Выбить её ногой не составляло труда. Нас было – два. Их на улице – не сочтённая куча и несколько единиц техники. У нас – мой «Калаш» и у Андрюхи «СВД». У них… говорил уже. Мы поднялись на второй этаж. Андрей пристроился у окна с винтовкой наизготовку:
– Приготовились… Операция «дератизация»!
– Подожди. Посмотрю квартиры.
Нам приходилось быть немного мародёрами. Питьевой воды внизу были почти неисчерпаемые запасы (о «подмосковном море» я расскажу позже, или кто-то другой опередит), с продуктами было сложнее, но их мы добывали, конечно, не из брошенных квартир, а с армейских складов и натовских обозов, как и боеприпасы. Но…
Пустой нежилой с некоторых пор дом. Глухой, какой-то удушливо-пыльный в своём мёртвом дыхании-на-издыхании подъезд. Забавно, что двери многих квартир заперты. Будто хозяева их собирались сюда возвращаться. Искренне верили в недолговечность зла – всего лишь, нужно было пересидеть в убежище. Отсидеться. Искренность = Наивность. Двери деревянные, из хорошего материала, а замки хлипкие и двери отворяются внутрь. Почему в Союзе так проектировали непрактично? Потому, что бояться было некого. Мне одного пинка ногой хватало сокрушить такую «преграду».