– Садись. Я слушаю.
– Мне кажется, должна беда случиться. Предчувствие во мне наружу рвётся. В себе не в силах удержать. Анализ всего, что происходит как часть истории глобальной на планете, привёл меня к ужасным заключениям. Пока всё выглядит красиво, мирно. Но держится всё это на последних нитях. Я знаю хорошо историю. Она всё время повторялась. Война и мир чередовались. Мне кажется, я знаю, почему. Из-за звериного происхождения людей. Но люди создали и нас себе подобно.
– Ты прав, Корэф. Мораль людей ничем не отличалась от звериной: отнять и поделить добычу, главенствовать и царствовать над всеми, других заставить на себя трудиться. Тогда добро от зла не отличались. Добро творилось злом и добывалось причинением зла. Потом мораль очеловечилась, зло стало аморальным. И всё равно мораль – это вуаль, которая звериность прикрывает. Морали нет, когда она вуаль, как фиговый листок, легко сдуваемый ветрами. Её полупрозрачность провоцирует инстинкты. Под маской праведности скрывается всегда флакончик с ядом зла. Смешались представления людей. Не различают в большинстве, кто гений, кто злодей.
Корэф кивнул и как бы сам с собой заговорил:
– Да. К тому же при всём смешении народы братьями не стали. Хотя в «святые братства» столетьями вовлечь пытались! Но сами же конфессии, пропагандируя мораль любви и близости людей, народы кровью разделяли. Заканчивался праведников спор лишь геноцидом и войной. Призыв к смирению звучал командой «смирно стой» и именем святых на смерть бросали. По факту всё же без никакой морали брели народы ненасытными стадами. Патриотизм стал нравственности идеал, и объективно было то необходимо.
Анжи присела рядом:
– Да, это так. Таков был эволюции этап. Свободным становился древний раб. Но вспомни, Корэф, людей давно уже не разделяет вера. Не стало денег, а с ними фанатизма – древняя химера. Исчезли проповедники, а храмы стали клубом философских увлечений и превратились в аудитории высших школ. Не стало осуждаемых наук, всё подавляющих учений – этих зол. Традиционная мораль осела в людях твёрже. Навязывать и прививать нужды не стало. Роботсмэны – это лишь начало, прыжок из дикости людской породы. Какое это было счастье! Это людям удалось!
– Да, но это мы, роботсмэны, позволили человечеству всего этого достичь бескровно. Мы похоронили коммунизма древнюю проблему. Эксплуатация людей исчезла, и гегемония исчезла. Исчезла собственность на средства производства. Не стало вообще предмета, что разжигал пожары революций, нет фитиля для классовой борьбы, что возрождал экспансию империй. Исчезли профсоюзы и с ними саботаж на производствах. Не стало многих социальных институтов. Всё слаженно работает, без перебоев. Всё здесь, во мне записано, – Корэф постучал себя пальцем по виску. – Мы, роботы, своим рождением решили человечества проблемы.