Шагая по коридору второго этажа, я услышал её звонкий смех.
Прогуливаясь по огромному саду, прилегающему к нашему дому, я улыбался сам себе. Здесь было большое количества цветов и было спокойно и достаточно тихо. Этот сад я создал сам, завозя фургонам землю, чернозём и удобрение. Это был мой собственный сад, которым я дорожил и в тени раскидистых деревьев которого чувствовал себя настоящим. Это было единственное место, где я мог прогуливаться и чувствовать себя просто Андреем. Здесь росли цветы разных видов и сортов, и они были моей гордостью. Я любил цветы и выращивал их из семян и луковиц, записывая в дневник какие и в какой время посадил.
Вот гладиолусы, яркие розово-красные лепестки, ползущие по шершавому стеблю, а это тюльпаны разных цветов – белые, жёлтые, розовые, красные – играют на солнце разноцветьем. А там хризантемы, у них приятный запах, приносящий мне воспоминания из детства, моя мать очень любила садовые розовые астры. А на углу астры, яркие и такие непосредственные. Я поднял глаза к горизонту, соединяющим солнце с краем цветочного сада, чтобы восхититься цветочным великолепием созданным Богом.
Особняк Дашиных родителей был расположен к северу от шоссе и краешек его высокой крыши виднелся на горизонте. Мне доставляло удовольствие смотреть на него, осознавая, что моя тёща из аристократического и благородного рода Белых, и в крови моего сына течёт её кровь. Их древний богатый род начал постепенно вырождаться, после того как 12 лет назад умер их сын. Теперь Даша была единственной наследницей большого состояния.
Я стал рассматривать цветы, чтобы стряхнуть уныние, внезапно навалившееся на меня. Настроение стало заметно портиться, и я решил сжечь старый мусор, устроив костер прямо в саду. Помимо него, мне хотелось сжечь то, что так ужасно давило, всё приобретенное материальное благо, которые накапливалось нами в течение 10 лет. Из года в год вещей у нас становилось все больше и больше, и сегодня мне, вдруг, захотелось начать новую жизнь и сжечь всё барахло.
Ко мне подошел Саша.
– Папа, а когда мы поедем на Мотто-выставку? – спросил он. Волосы у него были взъерошены, а на губах блуждала странная усмешка. Эту усмешку теперь я видел постоянно, это началось с тех пор, как он пошел в 4-ый класс. Усмешку можно было назвать непроницаемой или загадочной, но у меня было своё собственное представление на этот счёт. С такой усмешкой дети манипулируют взрослыми, и он это отлично делал.