Его сразу же окружили мальчишки. Они любили Тимура, как родного отца, потому что он был справедливым и добрым, к тому же, в отличие от других избалованных мужиков, никого никогда не осуждал и ни о ком не сплетничал.
Ия почувствовала себя очень неловко:
– Прости, Тимур, это все из-за меня, – сказала она, помогая ему подняться.
– Ничего страшного, бывает. Как говорил мой тренер, боксер должен уметь выдержать любой удар или уклониться от него. Так и в жизни, моя хорошая… Не переживай из-за этого, – ответил ей Тимур. Потом он поблагодарил мальчишек за помощь, развернулся и, распахнув деревянные ворота своего двора, вошел к себе домой.
Двор здесь, как во всех горных деревнях, был покатым, лестница, сделанная из точеных его дедом камней, вела ко входу в дом. Во дворе, под огромным ореховым деревом стоял ветхий полувековой фаэтон, уже негодный, но все еще привлекательный и колоритный – дед его всю жизнь был фаэтонщиком. Тимур называл его машиной времени. Хорошо поддав, он имел обыкновение забираться внутрь: по его словам, так он возвращался в ту жизнь, когда этот фаэтон был очень актуальным.
Лестница состояла из сорока ступенек, которые он инстинктивно считал в детстве, выходя из дома. По совпадению ему самому завтра исполнялось сорок. Говорят, сороковой день рождения не справляют, вот и Тимур никого не стал приглашать, хотя эта дата была для него очень важна. Он уже понимал, куда катился, и его совершенно не волновало, как закончится его жизненный сон. У него не было ни жены, ни детей, родителей он похоронил тут же, в деревне, закадычные друзья уже ушли на тот свет и, глядя на них, он больше не боялся смерти.
Потихоньку он поднялся по ступенькам, открыл дверь, вошел в дом и улегся на стоявшую при входе ветхую кровать с металлическими пружинами, чтобы перевести дух.