Отвлекшись на какого-то бомжа, пьяной походкой
подошедшего к нам, и демонстративно встав едва не между нами, я
поморщился: от желающего побеседовать воняло перегаром, какой-то
кислятиной, и злобой. Безадресной злобой, источник для выхода
которой он в данный момент и искал.
Старик сразу отреагировал - то ли вирус добавил ему
храбрости, то ли он просто не мог терпеть подобное по отношению к
себе, но он схватил нежданного гостя за локоть, и дернул его в
сторону:
- Ну-ка, пошел вон отседова! Ишь какой наглец!
Я с удивлением ощутил, как аура деда легко продавила ту
субстанцию, что являлась аурой подошедшего, и понял, что старик
бессознательно использует свои способности для манипуляции
человеком. Мужик ожидаемо ничего не смог ответить, лишь присел от
резкой отповеди, и на полусогнутых потрусил прочь от нас, испуганно
оглядываясь. И то верно - пускай злится в каком-нибудь другом
месте, подальше от приличных людей.
- Круто вы его! Есть еще порох в пороховницах, а?- я
задорно подмигнул возмущенному ветерану, и понял, что угадал с
эмоцией: тот горделиво выпрямился, и ответил:
- Неча влезать! Я еще покажу!
В ходе дальнейшей беседы оказалось, что Александр
Матвеевич служил автоматчиком, и едва не дошел до Берлина во время
ВОВ. Не верить ему смысла не было, хотя он и не выглядел на свой
возраст - эдакий бодрый старичок, которому я бы не дал 87 лет.
Спустя пол часа мучительного стояния в толпе ругающихся
по любому поводу людей, мы с ним оказались в вагоне. Тот оказался
старой моделью - с классическим расположением плацкартных мест -
четыре на два. Мне досталась полка снизу в закутке, место ветерана
оказалось напротив. Усевшись, мы улыбнулись друг другу - как же,
черт возьми, приятно просто искренне улыбнуться человеку, и
получить искреннюю эмоцию в ответ - сейчас это казалось таким
дефицитом...
Постепенно вагон набивался людьми - у большинства был
напуганный взгляд, и я понял, что вижу тех, кто хотел сбежать от
сумасшествия, происходящего в городе, а агрессию в очередях
проявляли те, кто остается, те, кто 'похрабрее'. Солнце уже
закатывалось, и я ловил в окне его последние лучи, пытаясь не
сильно фантазировать на тему того, что происходит в родном
Смоленске, и все ли в порядке у моих родителей. Мысленно подгоняя
состав, я вел неспешную беседу с Александром Матвеевичем, и он,
само собой, заметил мое волнение: