Еще один важный нюанс этого периода состоял в том, что девочку почти не навещали. Брошенная, до поры до времени забытая и никому не нужная, она в период созревания личности прозябала в полном одиночестве. Ее мир стал миром представлений и грез, и девочка могла жить лишь несбыточными мечтами, сетуя на несправедливость судьбы. Пока она вела тихую и печальную жизнь в глубине островка забвения, ушла из жизни ее последняя надежда – тетка, занимавшаяся до падения клана Медичи ее воспитанием. Казалось, отныне ни одна живая душа не позаботится о ней и не вспомнит о ее существовании. Но затворница напрасно так думала, потому что девочки из влиятельных семей часто были необходимы политикам, ведущим свою беспринципную борьбу за вечно манящую власть и расширение сфер влияния.
Несомненно, роковым эпизодом монастырского затворничества стал эпизод осады Флоренции кланом Медичи; в жизни Екатерины он оказался коротким затмением, но превратился в темное пятно жутких воспоминаний. Во время осады, сопровождавшейся, как водится, дикой бойней, выбросом энергии насилия и агрессии, защищавшиеся, которых паника, голод и эпидемия чумы превратили в загнанных в угол диких зверей, вспомнили о юной представительнице ненавистной семьи. Одиннадцатилетняя девочка отчаянно сопротивлялась, она даже сумела отрезать себе волосы и надеть монашескую одежду, но, конечно, ей было не под силу противостоять напору вооруженных мужчин. Кто-то предложил использовать малышку в качестве своеобразного щита, поставив ее на крепостной стене под непрерывный огонь пушек… Это безумное предложение по отношению к ребенку все же было отвергнуто, но заменено другим – было решено отдать маленькую Екатерину солдатам, чтобы «те позабавились с наследницей великого рода». Хотя последний пассаж, описанный многими биографами, представляется сомнительным, психическая травма девочки, без преувеличения, не прошла бесследно и отразилась на всей ее дальнейшей жизни, обратив из просто забитого зверька в демона, жаждущего и ждущего своего отмщения. Что бы там ни произошло на самом деле, несмотря на туманность описанных историками событий, глумление, психическое или физическое, надолго заставило девочку испытывать шок, с которым настойчиво боролся папа Климент VII, взявший ее под свою опеку. «Она не могла забыть дурного обращения, от которого пострадала, и только об этом и могла говорить», – вспоминает один из очевидцев тех событий.