Себастиан открыл дверь и вышел в коридор. В гостинице стояла тишина. За дверью оказалось холоднее, и он задумался, не стоит ли вернуться и надеть брюки, но решил не возвращаться. Босиком он прошел по коридору мимо рецепции в ресторан. Подошел к холодильнику и взял с верхней полки банку колы.
– А платить ты собираешься?
Себастиан вздрогнул и чуть не выронил из руки банку. Он поспешно развернулся. В конце зала у окна сидела Урсула. Перед ней на столе стояли две пивные бутылки. Одна пустая, вторая наполовину полная.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Себастиан, направляясь к ней.
– Я не смогла заснуть. А ты?
– Мне приснился…
– Кошмарный сон?
– Да.
Себастиан выдвинул стул по другую сторону стола и сел. Открыл банку колы и выпил глоток. Урсула смотрела на него вопросительно.
– Такой жуткий, что тебе пришлось встать?
– Да.
– О чем он был?
– Почему тебе не спится?
– Я первая спросила.
– Почему тебе не спится? – повторил Себастиан в точности тем же тоном.
Поднося бутылку пива ко рту, Урсула встретилась с ним взглядом. Ночные разговоры за кухонным столом. Несколько таких разговоров им вести доводилось. Довольно приятных, насколько ей помнилось. Может, надо выплеснуть все из себя? «Открыть кому-нибудь душу», как это обычно называют. Себастиан – это кто-нибудь. Он ее знает, но не слишком близко. Теперь. Кроме того, он может быть объективен и сохранять желательную дистанцию. Не впадать в сентиментальные утешения и не пытаться жизнерадостно подбадривать. Пожалуй, подойдет. При одном условии.
– Только не смей никому рассказывать.
– Вообще-то умение хранить тайны – одна из немногих моих сильных сторон.
Урсула кивнула. Безусловно, он не кривил душой. В то время, когда они состояли в близких отношениях, он спал с ее сестрой. С сестрой и бог знает со сколькими еще женщинами. А Урсула не имела об этом ни малейшего понятия. Эдвард Хинде вынудил их обоих вернуться мыслями к тому времени. Урсула, к своему удивлению, обнаружила, что злоба, которую она в течение многих лет питала, почти исчезла, заменившись чувством, больше всего напоминавшим печаль. Того мужчины, который предал ее, больше не существовало. Вернувшийся к ним Себастиан был кем-то другим. По-прежнему блистательный, эгоистичный, раздражающий, самоуверенный и невозможный во всех отношениях, он, казалось, был вынужден прилагать чуть больше усилий ради того, что раньше давалось ему без всякого труда. Когда она смотрела на него, стоящего возле холодильника, пока он еще не знал, что за ним наблюдают, босой, в боксерских трусах и футболке, он выглядел одиноким. Именно это слово первым пришло ей в голову.