– Ну, как дела Пещуров?
Дед Миша, явно чего-то опасаясь:
– Да, тише ты!
Тогда я не придал сказанному значения, но эта фраза надолго врезалась в память.
Дед Миша родился и жил в сибирской деревне. Но от своих деревенских он сильно отличался. Это дворянское благородство и манеры поведения – их ничем ни
вышибешь. Информация всплыла, когда мы стали запрашивать в военных архивах о фронтовой судьбе деда Сергея.
30.05.2007года, №9/16288, Министерство обороны РФ Центральный архив.
«В приказе 105 зсп №40 от 9 февраля 1942 г. значится: «$3. Красноармейцев маршевой роты команды 2474 согласно списков… с 9.02.42г. считать выбывшими в действующую Красную Армию ст. Волховстрой Ленинградский Фронт…» Основание: ЦАМО, оп.90192, д.18, л. 54.
В списке личного состава ручных пулемётчиков маршевой роты команды 2474 105 запасного стрелкового полка значится: «Рядовой ПЕЩУРОВ Сергей Александрович, 1908 г. рождения, уроженец Омской обл.., Беляшовского с/с, призван в СА Знаменским РВК.» Основание: ЦАМО, оп.90192, д.8, л.136 (об).
Ленинградский фронт. После удачной оборонительной операции под Москвой советским командованием было принято решение освободить дорогу на Ленинград. Наступать с двух направлений, кольцо замкнуть в районе н. п. Любань: Любанская наступательная операция.
С востока бои вела 54 Армия. Дед воевал в 54 Армии.
О напряжённости тех боёв свидетельствует Николай Николаевич Никулин в книге «Воспоминания о войне». (C-Петербург. Издательство Государственного Эрмитажа. 2008 г.) (Никулин Николай Николаевич – солдат и ученый, профессор, член-корреспондент
Академии художеств, знаток и хранитель нидерландской и немецкой живописи Государственного Эрмитажа, автор более 200 книг и статей.)
«В армейской жизни под Погостьем сложился между тем своеобразный ритм. Ночью подходило пополнение – тысяча, две, три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники. Их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру. Утром после редкой артподготовки они шли в атаку. Двигались черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншеи. Да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревая в сугробе. Трупы засыпало свежим снежком. На другой день была новая атака… Много убитых видел я на войне, но такого зрелища, как в Погостье зимой 1942 года, видеть больше не довелось. Мертвыми телами был забит не только переезд, они валялись повсюду».