Нас распределили в барак № 2. Я в первый раз в жизни был в настоящем бараке! Раздвинув огромные двустворчатые ворота, мы с Димкой с любопытством проследовали внутрь. В нос ударил бодрящий запах грязных носков и пота. С непривычки, поморщившись, мы осмотрелись. Три уровня длинных сплошных деревянных нар тянулись по обеим сторонам барака, оставляя проход посередине. На нарах, вплотную друг к дружке, как на стеллажах, копошились разномастные представители всех советских республик: русские, хохлы, узбеки, таджики, чеченцы, армяне и те, о существовании национальности которых я даже и не догадывался…
– Урюки, – пояснил кто-то сбоку.
Я не был особо силён в этнографии и с благодарностью впитал в себя эти новые интересные сведения.
Наше появление в бараке особого интереса не вызвало. Некоторые из лежавших на нарах разглядывали нас скучающими взглядами, кто-то играл в карты, кто-то храпел, а один из урюков, прямо у нас над головой, деловито и сосредоточенно занимался самоудовлетворением. Чтобы ему не мешать, мы с Димкой вышли во двор подышать свежим воздухом.
– А ты знаешь… – сказал вдруг Димка. – Мой отец тоже здесь неподалёку служил – на Чукотке. И даже на Кубе был.
– На Кубе?
– Ну да. Как раз во время, когда между нами и Штатами чуть ядерная война не началась.
– «Карибский кризис» что ли?
– Ну, да.
– Ну и как, ему Куба понравилась?
– Да он её и не видел совсем. Его и ещё пару тысяч таких же, как он, в гражданские костюмы переодели и в трюм гражданского сухогруза погрузили. Так их, до самой Кубы, в трюме и везли, чтобы америкосы ничего не заподозрили. Выпускали на палубу свежим воздухом подышать только ночью группами по двадцать человек, когда американских разведывательных самолётов не было, а то те прямо над палубой летали.
– Так что, их на берег так и не высадили?
– Какой там… Они два месяца около Кубы в трюме просидели, а потом, когда Хрущев с Кеннеди о чем-то договорились, их так же, не вынимая из трюма, обратно привезли…
Мимо барака, понуро опустив голову, шёл морской пехотинец. Это был первый увиденный мной вблизи настоящий морской пехотинец. Я с завистью смотрел на его черную форму. Он поравнялся с нами, и я, желая завязать разговор и расспросить про службу, обратился к нему с логичным, как мне казалось, вопросом:
– Слышь, а ты не знаешь, нам постельное белье дадут?