Впрочем, разработка истории политического масонства начала XX в. далеко не самая важная тема в так называемых масонских штудиях В.С., львиную долю которых составляет многолетнее изучение им, причём на основе архивных данных ФСБ РФ, истории интеллигентских окультно-мистических сообществ XX в. Но вот парадокс, именно эта сторона научной деятельности В.С. серьёзного внимания его оппонентов как раз и не привлекла и остаётся вследствие своей якобы «неактуальности» (в их глазах, разумеется) недооценённой.
Талант, помноженный на трудолюбие – вот слагаемые научного успеха В.С. Да ещё упрямство – черта характера, проявлявшаяся ещё в детские годы и, надо прямо сказать, немало повредившая В.С. «по жизни», но в данном случае, применительно к его научным разысканиям, явно пошедшая ему на пользу.
Как историк В.С. редко повторяет чужое. Стремление свернуть с изъезженной другими дороги в сторону и нащупать свою собственную тропинку, свой собственный путь, или подход к предмету исследования, составить своё собственное представление о теме, едва ли не основная черта его творческого почерка. Неудивительно поэтому, что все книги B.C. вызывали и вызывают огромный интерес у читателей. Да, с B.C. можно соглашаться или не соглашаться, с ним можно спорить, но пройти мимо его трудов едва ли возможно.
Конечно же, будущие историографы точнее определят феномен B.C. и его место в борьбе направлений в русской историографии первых десятилетий постсоветского периода. Наша же версия состоит в том, что обстоятельства и личной жизни B.C. 1970–1980 гг. и его жизни в науке сложились так, что своим, в кругу властителей умов представителей тогдашней советской исторической науки в Ленинграде, он так и не стал. И в учёные выбился скорее вопреки системе, благодаря своей упёртости и во многом случайному стечению обстоятельств, так и не пройдя соответствующей в таких случаях идеологической обработки либерального толка.
Этим, видимо, только и можно объяснить красной нитью проходящую практически через все труды B.C. и идущую из глубины его души патриотическую одушевлённость и глубокое национальное чувство – вещь, прямо надо сказать, крайне редкая среди петербургских историков.
Собственно, этим только и можно объяснить появление в 2005 г. замечательной книги B.C.