Я поблагодарил добровольного экскурсовода, сторожа какого-то дома, и направился в указанную им сторону. И зачем только он пристал ко мне со своими советами? Я рассчитывал побродить по городу и увидеть то, что пожелал открыть мне Господь.
Я перешел небольшой каменный мост и очутился на Канопской улице, которая делит город на две части: северную, в которой живут зажиточные горожане, и южную, где селится беднота. Про себя я отметил, что александрийские бедняки выглядят состоятельнее самых богатых людей моей страны.
Когда солнце достигло зенита, улицы оживились. Жителей в городе оказалось больше, чем я ожидал. Я присоединился к нескольким церковным прихожанам, шедшим в северном направлении. Позади них двигались несколько работников с кирками и ломами. Они бормотали по-гречески:
– Во имя Иисуса, истинного Бога, разрушим языческие капища и построим новый дом для Господа.
Это заклинание по-гречески звучало ритмично, по-сирийски так бы не вышло. Впрочем, на этом языке в Александрии не говорили.
Я свернул, чтобы не идти в одну сторону с этими людьми, и продолжил двигаться по Канопской улице.
Канопская улица – это отдельный мир. Она протянулась через весь город: от Лунных ворот, через которые я вошел в Александрию, до Солнечных, расположенных в восточной его части. Здесь почти нет свободного места, все застроено прекрасными домами. Все, что я видел вокруг в тот день, мне было в диковинку, кроме внушительного размера статуи, стоящей на площади посередине улицы. Еще до прихода в город я знал, что это статуя бога Сераписа{33}, пощаженная прежним епископом Александрии Феофилом во время разрушения большого храма Серапеума и избиения засевших в нем язычников. Статую бога Сераписа епископ повелел поставить посреди улицы как напоминание язычникам о судьбе их святилища, как символ его победы над ними и навечного унижения их богов. Разрушение огромного капища случилось в год моего рождения – в сто семнадцатом году эры Мучеников, или триста девяносто первом от Рождества Христова. Уже двадцать один год эта замечательная скульптура напоминала о низвержении прежней, языческой веры. Меня поразил ее вид: голова языческого бога была в помете морских птиц, а вокруг самой статуи набросаны кучи мусора. Попирая ногами булыжную мостовую, этот бог, казалось, смеялся над тем, что для него не нашлось подходящего постамента.