Мальчик и девочка. Два неотличимых друг от друга комочка, уже отмытых от первородной грязи и облаченных в сплошной атлас и кружева. На дворе, слава Всевышнему, лето, не то что когда я сам рождался. Тогда приходилось костры вокруг ложа моей будущей мамочки палить.
– Прекрасные близнецы, – сказал я, чувствуя, что от меня именно того и ожидают. – Дети нашей взаимной приязни. Фрейр. Фрейя. Фрейр и Фрейя.
Бог и богиня любви у наших вертдомских вестфольдеров.
В память погибшего отца моей чудесной старшей сестрицы Бельгарды – или кто там она еще. Во всяком случае, уж не тетушки. Родственные связи наши по-королевски запутанны.
А потом ко мне подошла моя личная бабка. Та самая, которая и родила саму Бельгарду от Фрейра-Солнышко. В обрисовывающем юные формы жреческом платье цвета выдержанной слоновой кости и винноцветном покрывале на каштановых волосах.
Каштановые, кстати, – очень вежливый эвфемизм для «рыжих». Ибо мы с ней оба такие.
А винноцветное (это рутенское словцо я стащил у их драматурга Кляйста) – значит цвета белого вина, желтоватое, как море, – и ни в коем случае не красное. Хотя в Рутене есть и такое диво.
– Что, доволен по самые уши, Эстрельин отпрыск? – произнесла она сурово. – Пойдем к тебе в спальню, потолкуем.
Малая, так называемая «самоцветная» спальня – единственное место, где король может остаться в интимном уединении: не настоящем, но вдвоем с королевой, это да. Но после родов мою Зигрид перенесли в специальный Чистый Покой, где будут спасать от возможной родильной горячки. Дети будут там с нею и с обеими кормящими няньками. Кормить вообще-то собиралась она сама, только вот на двух таких инфантильных обжор никакого материнского молока не напасешься.
Войдя под сень широченного балдахина, я плюхнулся на парчовое покрывало как был – в суконном камзоле косого кроя, плотных байкерских штанах и мягких полусапожках. Бабка с удобством устроилась на широкой тумбочке для белья: стан прям, руки сложены на высокой груди, ноги скрещены, одна для надежности касается пола.
– Я вот что сказать собираюсь, внучек мой. Знаешь, что Рутен последние годы всё дальше от нас уходит?
– Со скоростью горного ледника в нашей Земле Сконд.
– И что Радужная Вуаль между обоими вселенными становится год от году толще и труднее для преодоления?
– Не совсем так, о почтенная жрица. Вуаль прикрывает ленту Мебиуса, а там, в самой ленте, просто нет никакого объема. Это обычный знак кривого пространства.