Если не критику, то теоретические работы или как минимум эссеистику на литературные темы писали многие и многие классики.
Как много занимались не собой, а другими Горький и Брюсов, Мережковский и Гиппиус, Андрей Белый. Как точен и спокоен в качестве критика Николай Гумилев. Мы уж не говорим про Георгия Адамовича. Даже в наследии Маяковского и Есенина можно найти дельные заметки о литпроцессе – хотя, казалось бы, им-то, при их славе и лихорадочной жизни, вообще было не до этого. Много вы знаете современных поэтов, которые рецензируют других?
Короче говоря, мне захотелось поделиться своими представлениями о том, что являла собой литература в последнее десятилетие. Казалось, я столько уже высказывался на эти темы, что на книжку точно наберется.
Начал делать сборник и выяснил, что не хватает многого. Тут о прозе недосказал, там про хорошего поэта забыл, здесь слишком мимолетно осмотрел литературные события, тут вообще не заметил случившегося.
Стал дописывать (варить суп из первоначального топора), и затянулось это почти на год. Проще сказать: книжку пришлось сочинить едва ли не сначала.
Не скажу, что теперь сказано обо всем (это и невозможно, и бессмысленно), но про наболевшее постарался не забыть и картину в целом набросать.
Выполнена книжка в «лоскутной» манере, когда разговоры о литературе перемежаются отступлениями в смежные темы. Мне показалось, что так будет лучше.
Хотя почему «показалось» – действительно лучше.
Так что поехали потихоньку.
Русский язык без почвы не жилец
Написать эти заметки подвигло меня чтение публицистики двух любимых моих писателей – Гайто Газданова и Леонида Леонова.
В 1931 году, в Париже, Гайто Газданов, размышляя об эмигрантской литературе, сказал, что основная ее проблема – воздействие на младую литературную поросль писателей старшего поколения.
«Главная ошибка по отношению к ним, – уверял Газданов, – заключается в том, что нынешнее эмигрантское поколение не знает одной простой вещи: в России эти писатели – за одним-двумя исключениями – никогда не были на первом плане. Им ошибочно присудили не принадлежащие им качества – и стали усердно у них учиться: естественно, что результаты получились самые плачевные».
В 1932 году, в Москве, Леонид Леонов, размышляя о советской литературе и о Горьком, произносит другую весьма крамольную вещь: «…это один из немногих старых писателей и во всяком случае единственный такого масштаба мастер, оставшийся вместе с нами». То есть с советскими людьми.