На следующий день Герман весь вечер просидел в придорожном кабаке. А ночевать пошел к чернобровой хозяйской дочке. Она девка справная, на нее многие окрестные парни заглядываются, а вот к Герману прилипла – не оторвать. Да только зачем она ему? Даже душу излить да про холодность Марфы поговорить – и то не получится. Противно.
Далеко за полночь ему привиделась жена, купающаяся в ночной реке. Длинные волосы распластались по воде, белые руки отдавали синевой в лунном свете. А на берегу, глядя на нее, сидел мужчина. Герман вскочил с бьющимся сердцем, оделся и выскочил во двор. Светила полная луна, тихо трещали сверчки.
Герман пошел берегом реки. Отчасти чтобы сократить путь, а отчасти – чтобы избавиться от наваждения. Когда до тропинки, ведущей к его дому, оставалось чуть больше ста метров, Герман вдруг услышал голос. Ее, Марфы, голос. Она читала что-то нараспев, подняв руки к небу и глядя на звезды.
Герман осторожно подошел ближе и спрятался в кустах. Это действительно была Марфа, и бормотала она что-то на латыни. Герман разобрал несколько слов, но общего смысла так и не уловил.
Гнев закипел в его груди. И ведь не побоялась лихих людей, одна ночью на речку пошла. Он вспомнил сон и нервно огляделся по сторонам, выискивая спутника Марфы. Не найдя, вышел на берег и быстро разделся.
– Ну я тебя сейчас пугну. Будешь знать, как ночью одной на реку ходить.
Он быстро бросился в воду и, надавив ей сзади на плечи, начал топить.
«А ведь никто не видел, как я вдоль речки шел, – мелькнула подлая мысль. – Утопи я ее сейчас – никто не узнает. Скажут, сама потонула».
Пока Марфа барахталась, сопротивляясь, он держал ее под водой. А когда смирилась, схватил в охапку и на берег поволок.
А на следующий день та медовуха и появилась на столе.
Он сначала ничего не почувствовал. Выпил, отставил в сторону чарку и от кулебяки с грибами откусил. Вдруг перед глазами все закружилось, поплыло. Герман подумал сперва, что отчего-то слишком быстро опьянел, но внезапно комната стала будто хрустальной. Все – и стол, и стулья, и стены стали хрупкими до невозможности, надулись пузырями и затем разлетелись острыми брызгами.
Круглые осколки градом осыпались вниз и заскакали мячиками по полу. Герман закричал и схватился за глаза. Голова кружилась, хрустальной пылью забивало рот, нос, не давая дышать.