Кара А’нзал пошла к вратам Храма, и
Джове торопливо последовал за ней, едва успевая за широкой
поступью. Все юнлинги в клане побаивались сурового мастера А’нзал:
такой молодой, но уже получившей ранг рыцаря-джедая. Куда больше
даже, чем страшного наставника второго клана юнлингов, за которым
закреплена крайняя к лесу тренировочная площадка на территории
Храма. А’нзал умела наводить страх, даже не смотря на то, что была
джедаем и чаще предпочитала молчать, нежели говорить.
Потому Джове и молчал весь путь по
длинным светлым переходам Храма, не решаясь спросить мастера, зачем
его забрали с тренировки. Гнева наставницы он бы не вызвал, джедаи
не испытывают таких эмоций, но на тяжелый взгляд вполне мог
нарваться. И это было бы в десятки раз хуже. А’нзал умела смотреть
так, что поджилки тряслись от страха. А Джове, и без того маленький
и хилый для своих десяти весен, не хотел, чтобы на него
так смотрели.
Страх, что однажды после такого
взгляда Джове вышвырнут из Храма джедаев, стал его неразлучным
спутником с тех пор, как он впервые прибыл на Тайтон. Ведь если так
случиться… Ему некуда возвращаться. Ни дома, ни родителей, ни даже
кредитов, чтобы добраться до какого-нибудь города. Он один во всем
мире. Лишний…
Но вот мастер привела его в Храм.
Здесь они поднялись на третий ярус, и свернули в жилое крыло
среднего звена Ордена джедаев. А оттуда она повела его к небольшой
комнатке со стеклянными дверьми. «Медитационные покои», – понял
Джове.
Юнлинг мельком глянул на свое в
отражение в дверях из глянцевого стекла. В ответ на Джове посмотрел
худенький невысокий мальчик с короткими волосами цвета спелой
пшеницы, доверчивыми голубыми глазами и вечным виноватым выражением
лица. Да, таков он, Джове. Выглядит провинившимся даже когда ни в
чем не виноват. Старик-отец бы, если был бы жив, от стыда бы
сгорел…
– Присаживайся, – мастер А’нзал
первой вошла в комнату медитаций и плавным жестом указала Джове на
место, напротив себя. Юнлинг повиновался, сбитый с толку внезапной
учтивостью мастера А’нзал. К его удивлению обычно строгая
наставница не выглядела рассерженной или недовольной. Напротив,
чалактанка чуть улыбнулась ему, когда мальчик уселся в той же
медитативной позе, что и она сама.
– Усмири свой дух, юнлинг. Тебя никто
не осуждает.