– У нас ружья, дуралей, – с удивлением отозвался Лаварден. – Сделаешь шаг – получишь пулю. Ты хоть понимаешь, что натворил? Бросай топор, хватит дурить.
Мальчишка угрюмо помотал головой, прижимая топор к себе.
Лаварден вздохнул.
– Ну и что с ним делать, мой принц? – поинтересовался он, видно, не представляя себе, как можно стрелять в этого юного безумца. Но и оставить его так, с топором в руках, тоже было нельзя. Сей отрок уже показал, на что способен, только отвернись.
– Ты здесь один? – спросил Генрих, переведя дыхание.
Впрочем, он не сомневался, что мальчик действительно один, уж больно глупо себя вел. Однако, увидев, как метнулся его взгляд, Генрих насторожился.
– Д’Обинье! – скомандовал он. – Возьми пятерых человек и проверьте дома! Остальные – к лошадям!
Агриппа д’Обинье, один из самых давних и проверенных товарищей Генриха, коротко кивнул и тут же принялся отдавать отрывистые приказы.
– Один я! Один! – закричал вдруг парнишка, будто намеренно перебивая его. – Стреляйте, сатанинское отродье, чего же вы ждете?! Я все равно вас всех ненавижу! Чтоб вам сдохнуть всем, еретикам поганым!
В этом крике Генриху послышалось что-то ненатуральное, словно мальчишка стремился отвлечь их от чего-то.
– Агриппа, живее! – поторопил он.
Мальчишка дернулся вперед.
– Стоять! – приказал Гаро, вскидывая ружье.
Тот снова отступил к забору, затравленно озираясь.
– Ну и чего ты на людей бросаешься? – поинтересовался Генрих с деланым благодушием. Он уселся на полусгнившую лавку, ковыряя шпагой землю, но не забывая, однако, боковым зрением следить за ближайшими воротами. – Сидел бы дома лучше, мамка небось волнуется, все глаза в окошко проглядела.
– Нет у меня мамки. И отца нет. Ваши убили, нехристи! В аду вам всем гореть чертям на радость! Ненавижу вас всех! Ненавижу! И буду резать, пока жив!
Ах, вот оно что…
– Сколько тебе лет? – спросил Генрих.
– Тринадцать, – с вызовом ответил паренек… А Генрих думал, меньше. Он молча разглядывал своего пленника, ожидая возвращения д’Обинье. Повисла пауза.
– Мой принц, вон в том доме двое детей, – доложил наконец Агриппа,– девочка лет семи и малыш едва из пеленок. В подполе прятались, но малой заревел, мы услышали. А больше никого нет.
Ах, вот от кого юный мститель отвлекал их внимание. Вот уж воины так воины, троих детей испугались.