А больше всего они, видимо, опасаются, что Америка, которая технологически сейчас намного сильнее других, аккуратно, в тайне от всех выпиливает для себя из тех же переговоров некий важный фрагмент, и это уже в ближайшие годы даст ей реальную власть над миром. Вот страх, от которого их трясет по ночам, от которого прошибает пот и леденеют даже бесчувственные костяные пальцы. И что с этим делать? Ну ясно – вызвать непосредственного исполнителя и накачать его так, чтобы и того ледяной пот прошиб. И ведь действительно прошибает. Андрон чувствует, как у него стекает по сердцу омерзительный холодок. Сколько было потрачено сил, чтобы попасть в этот треклятый ДЕКОН. Сколько потребовалось перешептываний, интриг, обещаний (которые он вовсе не собирается выполнять, хотя кое-что выполнить все же придется), сколько было взято на себя обязательств, сколько было сделано суетливых телодвижений, чтобы втиснуться в лифт, стремительно движущийся наверх. Но попал он туда все же чисто случайно. Взмахнула крылами та пара страниц, которые еще в мае ему переслал Илья. И вот теперь этот лифт грозит обрушиться вниз. Пара полузабытых страниц его уже не спасет. Потому что кто окажется виноватым, что чуда не произошло? Что те двенадцать – четырнадцать человек, которые на самом деле управляют страной, лишь облизнутся при виде вкусного пирога, но сами от него не получат ни крошки? А это значит, что он, Андрон Лавенков, ссыплется в придонную слизь, в тину, в мелкий исполнительский бентос, где копошатся моллюски, ракообразные и червячки. И – уже навсегда.
– Да, я это понимаю, – отвечает он.
Он лишь надеется, что ненависть, переполняющая его сейчас, в голосе не слышна. Ненависть к идолу, демиургу, который движением высохшего мизинца может смахнуть его в склизкую черноту.
Отвратительное ощущение – чувствовать себя червячком.
Острие карандаша по-прежнему нацелено на него.
– У вас есть конкретные предложения?
Конкретных предложений у Андрона, разумеется, нет. Однако сознаваться в этом нельзя. Сознаться – значит, самому вычеркнуть себя из административного бытия. Поэтому, выждав для солидности пару мгновений, он отвечает, что конкретное предложение у него, разумеется, есть. Сейчас они вместе с профессором Ковриным как раз разрабатывают сюжет, на который пока никто внимания не обратил. Не вдаваясь в научную терминологию, можно сказать, что мы хотим сделать ставку на гуманизм.