На койке сидел мужчина, лет тридцати, с худым скуластым лицом.
– О, как я рад, что вы пришли! – он весь просиял и бросился помогать мне расправлять тюремный матрац. Я его радости не разделял и потому промолчал.
– Вот уже две недели я сижу один, – продолжал он. – Думаю, чего это меня оставили одного, уж не провинился ли в чем? Знаете, одному скучновато.
– За что сидите? – поинтересовался я.
– А-а-а, – он назвал статей пять.
– А что это? – спросил я.
– Это… – обитатель помедлил, – это мошенничество. Кража мошенническим способом.
Я осмотрел камеру. Небольшая комната. Четыре железные койки поставлены в два этажа. Стол и две табуретки замурованы в цемент – не отдерешь. И, конечно, неизменная лампочка: в камере всегда должен быть свет.
– Не так уж тут страшно, в тюрьме, – заключил я.
– Э-э-э… это вам здорово повезло, – сказал давний жилец. – Здесь спецкорпус. Особо строгая изоляция. А в общих камерах страх Божий, что творится.
– Надёжно построено, – сказал я, увидев в проёме дня решетки почти метровую толщину стен.
– Этот корпус с екатерининских времен. А остальное здание – нового времени. Раньше этот корпус был один, на весь Урал, а сейчас – всего-то малая часть всей тюрьмы. Да садитесь к столу, у меня тут есть сигареты, вот от пайки хлеба немного осталось, – потом, затянувшись дымом, посмотрел на меня внимательно.
– А вы еврей, – уверенно сказал он. – Да? – и ослепительно улыбнулся.
– Ну, ничего, – попытался он меня успокоить, – чего в жизни не бывает. За что вас посадили?
– За хулиганство, – ответил я, не желая вдаваться в подробности.
– Что-то не похоже, – сосед недоверчиво уставился на меня немигающими, смеющимися глазами. – Нет, не похоже. Ну да ладно, давайте знакомиться.
Его зовут Лёня, ему 32 года, и сидит он за…
– Впрочем, почитаете на досуге – времени много. –
Он достал из мешка пухлый пакет.
– Это обвинительное заключение, сто двадцать страниц. Итог, так сказать, жизненного пути.
Я раскрыл первую страницу. Обвинительное заключение адресовано примерно десятку лиц.
– А кто остальные?
Лёня снова ослепительно улыбнулся.
– Это всё я, – охотно пояснил он. – Видите, там везде написано: он же, он же, он же. Вот и Левитан (на тюремном жаргоне лицо, которое приносит объявления, документы для расписки, приказы по тюрьме, и т. д.) спросил, когда принес обвиниловку, где остальные. А их нет – всё он же, он же, он же. Вот прочтите: при обыске изъяли 29 чистых паспортов, остальные – на фамилии, которые здесь приведены.