– И где же его рукописи хранятся? – полюбопытствовал я.
– У меня, – равнодушным тоном ответил Арсений Тимофеевич. Я от волнения встал и, спохватившись, подошел к плите, делая вид, что хочу согреть воду для чая.
– Интересно бы почитать, – сказал я, не оборачиваясь и пытаясь говорить с таким же равнодушием, как и Арсений Тимофеевич.
– Этот батюшка был интересный человек, – сказал Арсений Тимофеевич, делая вид, что не расслышал мою просьбу. – Ему бы мирскими делами заниматься, не церковными. Но не он первый, и не он последний, что избрал жизненный путь, не имеющий ничего общего ни с его наклонностями, ни с его способностями.
– А как ваши замечания относятся к событиям, связанным с постройкой церкви? – осмелился спросить я. К моему удивлению Арсений Тимофеевич не стал уклоняться от обсуждения этой темы.
– Так вот, этот батюшка встречался с обвиняемым, о котором вы говорили, после приговора, – неожиданно сказал он. – Приговоренный к смерти попросил позвать священника для исповеди, вот его и пригласили. Так что у обреченного на смерть был с батюшкой долгий разговор. – Арсений Тимофеевич замолчал, как будто не решаясь продолжать.
– Вас, наверное, связывает долг «тайны исповеди»? – спросил я, решив что молчание слишком затянулось.
– Нет, – отозвался Арсений Тимофеевич. – Исповеди в буквальном смысле и не было. Когда он пришел, приговоренный к смерти так и сказал: – Это, батюшка, не исповедь. Можете все это рассказать после моей смерти, пусть так лет десять пройдет, когда это никого не затронет. – Он и позвал его потому, что хотел чтобы кое-кто узнал правду. У него не было ни родных, ни друзей, да и не мог он ни с кем встретиться. И батюшка обещал временно никому не говорить, а в результате взял на себя большой грех. Очень он после сокрушался, даже заболел. Через несколько лет он отошел, как я уже говорил, от церковных дел, а потом передал мне свои рукописи незадолго до смерти.
– И вы можете его рукописи показать? – спросил я. – В любом случае, это наверное интересная история. – Арсений Тимофеевич вздохнул.
– Могу и показать, – сказал он без энтузиазма. – Только с одним условием: вы прочтете ее здесь, у меня. А если будете об этом писать, измените имена. Хотя сейчас, после бурных событий в стране, никто не станет возвращаться к столь далекому прошлому. Может, это и хорошо.