Басалык дернул головой, отчего прижался к ее ладони сильнее, но
словно изумляясь самому себе, тут же отшатнулся обратно и
застыл.
Это имя ему не шло. Совсем не подходило.
От позы, когда он старался не шевелиться, на его лбу от
напряжения выступил пот. Неожиданно он поднял руку и тяжело опустил
ей на плечо, схватился за него, сжав почти до боли, и неизвестно,
чего он хотел ― оттолкнуть Зару прочь или, наоборот, обнять так,
чтобы кости захрустели.
Они заговорили одновременно.
― Кто ты такой? ― с отчаянием выдохнула Зара, которая не могла
заставить себя перестать его гладить. Не могла заставить не
прикасаться к его теплой коже, к человеку, которого все опасались и
никто не знал.
― Кто ты такая? ― одновременно спросил Басалык, наклоняясь
ближе, будто не смог больше сопротивляться притяжению и сдался.
Их взгляды сомкнулись в единый замок, отпирающий тайное, и дверь
приоткрылась...
Руки отваливались. Тяжеленный чемодан пришлось тащить самой,
потому что, понятное дело, таксист без дополнительной платы «не
нанимался». А дополнительной платы она себе позволить не могла, как
и улыбаться, рассчитывая на бесплатную помощь. Никакая милая улыбка
не затмит собой потрепанную выцветшую куртку и похожую на котелок
шапку.
Впрочем, привычка обходиться своими силами оказалась как нельзя
кстати. Жаль только, одно колесико чемодана сбилось вбок и теперь
тормозило движение, а тонкая ручка до боли впивалась в ладонь.
Кветка добрела до ворот, отпустила чемодан, с облегчением
вздохнула, разминая большим пальцем оставшийся на коже след,
красный и глубокий, и только тогда заставила себя поднять голову,
будто налитую свинцом ― и посмотреть вверх.
Островерхая черепичная крыша академии, казалось, воткнута в
облачное небо, как штырь. Массивные стены из серого камня выглядели
мертвыми, где-то высоко блестели узкие окна, а каменные стражники,
охраняющие высоченный забор, пристально смотрели своими черными
глазками-бусинами ― единственным, что у них шевелилось, когда они
наблюдали. Ходили байки, что они умеют меняться ― и тогда комок
перьев, острых самих по себе, дополнялся клювом-иглой и
пронизывающим воем- свистом. Этакая сирена, только способная
подлететь вплотную и наподдать клювом в мягкое место. Вранье,
конечно, пока квартам оживление мертвого недоступно. Да и опыт есть
― такие же охранники были в детском приюте, где Кветка проводила
неделю, обучаясь в школе, а на выходные возвращалась в приемную
семью. Кроме нее, в семье было еще восемь детей, причем все
старшего возраста, поэтому Кветка всегда оставалась крайней ― ей
доставалось мытье посуды, грязная обувь, уборка и даже огород,
который держали, чтобы разнообразить питание качественными
домашними овощами. Много работать она привыкла уже лет с семи и
честно считала, что детей усыновляют именно для того, чтобы они
работали. Это ведь дешевле, чем нанимать слуг.