Как только возбуждение вернулось, еще более сладкое и настойчивое, Лаура замерла, так и не выпутавшись из шторы, и, покусывая губу, нахмурилась. Она всегда была восприимчива к красоте, всегда восхищалась композицией. Вот почему она стала архитектором. Впервые за долгое время перед ней был идеальный живой пример и того и другого. А учитывая печальные обстоятельства ее личной жизни, второй такой случай вряд ли представится.
Сердце глухо стучало в запретном возбуждении. Лаура плотнее замоталась в штору и вытащила бинокль из-под тяжелой ткани.
Мэтт поднял топор над головой и замер. Ну вот, снова! Вспышка. Один раз, два – словно мигающая лампочка. Или маяк. Или солнечные блики от стекол бинокля.
Черт!
Он с такой силой опустил топор на полено, что лезвие прошло через него, словно раскаленный нож через брусок масла, и застряло в чурбаке.
Неужели они не могут оставить его одного хотя бы на секунду?
Не замечая боли в мышцах и пота, струящегося по спине, он наклонился за расколотым поленом и откинул его к остальным. Последние спокойные выходные. Это все, чего он хотел. Выходные в уединении, прежде чем он возьмет на себя обязанности, к которым не совсем готов. И вся его жизнь перевернется с ног на голову.
Мэтт поднял из травы бутылку и выплеснул содержимое на голову, вздрогнув от прикосновения ледяной воды к разгоряченной коже.
Неужели он рассказал прессе мало историй? Они охотятся за ним неделями, с тех пор как его провозгласили долгое время отсутствовавшим наследником недавно восстановленного престола Сассании. Журналисты разбили лагерь перед его домом в Лондоне и преследовали повсюду, при первой возможности пихая ему в лицо камеры и диктофоны и требуя ответов на вопросы, на которые он никогда не будет отвечать.
В целом он свои функции выполнил. Давал интервью, позировал перед камерами и переносил это все с поразительным спокойствием. Но, последовав за ним сюда, в особняк в Котсуолдсе, репортеры явно перешли черту. Раздражение переросло в гнев. Мэтт провел рукой по волосам и надел футболку. Хорошего понемножку! Он не будет сидеть сложа руки, пока на него глазеет какой-то жалкий репортеришка.
«Вот досада», – кусала губы Лаура, пока великолепный торс исчезал под темно-синей тканью футболки. Если бы она управляла миром, жизнь таких мужчин, как этот, состояла бы только из колки дров в полуобнаженном виде. И если бы она управляла миром, отмотала бы время назад и остановила его в момент, когда незнакомец принимал импровизированный маленький душ.