Правда, по неподтвержденным данным, в истории отмечены и случаи проявления фениксов с творческими наклонностями – например, знаменитая балерина Аннета Файер, по свидетельству ее друзей, обладала талантом вынимать кинжалы из воздуха и порой называла себя фениксом.
* * *
Сердитый скрип двери, брошенная на диван сумка, сверкнувшие гневом глаза. Сейчас посетители клуба не узнали бы красавицу-плясунью, ради которой приходили в зал вновь и вновь – темные брови девушки были сердито сдвинуты, и черная кожаная безрукавка на шнуровке наводила скорее на мысль о байкерах, а не о танцах. Из походки и жестов исчезла изящная легкость и грация, сменившись на экономную в движениях силу и точность.
– Какого черта, мама? – неласково поприветствовала она сидевшую в ее кресле блондинку.
– Мы тоже рады видеть тебя, Лина, – послышался голос второй женщины, седовласой и стройной, с царственной осанкой тонких плеч.
– Анна, здравствуй. – Лина немного понизила голос, но успокаиваться полностью не пожелала. – Мама, я просила не дергать меня на работе! И в моей квартире!
– Какая работа? – возмутилась блондинка. – Лина, ты, похоже, забыла, что ты феникс и твоя настоящая работа – заказы клана! И то, что мы позволили тебе развлекаться в этом заведении, не значит, что ты можешь позволять себе любую дурь! Девчонка! Ты абсолютно безответственно…
– Лиз, – мягко перебила Анна, – девочка расстроена. Спокойней. Мы же сами разрешили.
Мать негодующе тряхнула волосами, но с усилием кивнула и замолчала. Лина в который раз мимолетно удивилась тому, что Анна защищает ее. И Лиз, такая резкая на язык и обращение, такая несдержанная, смиряется с подобным порядком вещей.
Раньше она ценила это и обожала бабушку за подобное вмешательство. Когда в домике гремел очередной скандал, когда Лиз ледяным голосом изрекала очередное «нет», когда Лина закусывала губы, получив очередную пощечину, появлялась Анна. И после разговора наедине Лиз брала себя в руки. И часы тренировок сокращались до семи… и мать соглашалась подумать о школе танцев. И… нет, щенка ни в коем случае! Но птицу можно.
Раньше она любила бабушку за такое вторжение в свое воспитание, со страхом думая, что было бы, если б та не вмешивалась. Раньше она это ценила. Потом поняла, что между резкими требованиями матери и мягкими уговорами Анны не такая большая разница. Они обе решили за нее, кем ей быть. Они обе привязывали ее к клану, к тому, что она едва терпела – к посещениям подземного мира Уровней, грязи и крови. К убийствам во имя поддержания собственной жизни. К данным у родового Пламени клятвам, к стекленеющим глазам очередной жертвы. К зверю в собственном теле.