«Я знаю, ты хочешь этого мужчину, Ариадна, – сказала она. – Но твоим ему не быть, потому что его разорвет на части и сожрет твой единоутробный брат».
«Разве мы не можем уговорить папулю заменить его кем-нибудь?» – спросила я.
«И кто, по-твоему, захочет занять его место? – полюбопытствовала она. – Глупцов среди критян нет».
«Но почему должно быть четырнадцать человек?» – искала я выход.
«Тринадцать – плохое число».
«Почему вообще кто-то должен туда идти?»
«Ариадна, – одернула меня мать, – если мы начнем руководствоваться здравым смыслом, цивилизация Крита, какой мы ее знаем, рухнет».
«Ты думала о цивилизации Крита, когда залезала в деревянную корову, чтобы бык смог тебя обрюхатить?»
«Нет, – ответила мать, – я думала о другом. Где бы найти такого же самца, сосредоточенного только на одном, но без копыт и не пускающего слюни».
«Мама, как ты могла это сделать?»
«Да какая разница, – ответила мать, – кого любить, грека, уроженца Крита, египтянина или домашнее животное? Я серьезно. Любовь – она и есть любовь».
«Но это ужасно», – воскликнула я.
«Любовь ужасна», – согласилась она.
«Твоя любовь – да».
«Ты можешь думать что угодно о моей любовной жизни, – заявила мать, – но не должна влюбляться в этого грека. Я такого просто не допущу. У меня разобьется сердце. Почему ты просто не можешь найти себе хорошего критянского юношу?»
«Не хочу я выходить за местного. Я люблю Тезея и собираюсь с ним переспать».