О том, что делалось в это время на сухопутном фронте, у нас на эскадре не имелось подробных сведений. Говорили, что спешно вооружаются, достраиваются и даже вновь строятся укрепления, намеченные по плану обороны, из которых к началу военных действий часть оказалась невооруженными, другие – не законченными постройкой, а к сооружению иных и вовсе еще не приступали. Все это было довольно смутное.
Погода стояла переменная. Февраль в Порт-Артуре похож на наш апрель. При ясном небе, штиле или маловетрии южное солнце так припекало, что на верхней палубе ходили, расстегнув тужурки; но стоило задуть доброму норд-осту – и картина резко менялась: появлялись полушубки и валенки. Так, 14 февраля налетела гроза с градом и после нее – мороз 5°; а 20 февраля после южного ветра при +3° Реомюра и дождя – вдруг замела настоящая пурга, навалившая на палубу сугробы снега.
На эскадре, замерзшей в своей неподвижности, господствовало настроение какого-то томительного ожидания?.. Путейцев, пользовавшихся услугами железнодорожного телеграфа, беспрерывно осаждали вопросами: – Где Макаров? Когда приедет Макаров?.. 18 февраля прибыл в Мукден. Остановился на несколько дней для совещаний с наместником.
Это известие вызвало целую бурю.
– Нашел время разговаривать! Еще чего доброго канцелярщину разведут! Начнут решать вопросы, сноситься с Петербургом… Пиши – пропало! – сердились нетерпеливые.
– Этого не заговоришь! Этот не засидится! – возражали более уравновешенные.
На «Ангаре» мичмана (должен отдать справедливость, и до того весьма исполнительные) вдруг начали прямо надрываться в исполнении служебных обязанностей. Посылаемые с командой в десант или на постройку батарей, они по суткам не спали, питались чем попало и возвращались бодрые, веселые, готовые снова, хотя бы без отдыха, взяться за новую работу. Истинный смысл этого рвения вскоре же обнаружился, когда они, улучив удобный момент, чтобы остаться с глазу на глаз, поодиночке приходили ко мне в каюту и, после нескольких сбивчивых, запутанных фраз, вступлений, высказывали свои мечты уйти с разоруженного транспорта на боевой корабль. Каждый такой разговор неизменно заканчивался словами: – Адмирал вас хорошо знает; весь штаб – знакомый… Перевод мичмана – пустяки… Если я не гожусь – другое дело, но если… Вы сами можете судить… Обидно!.. Война, и вдруг – на транспорте!.. Неужели на боевом корабле не найдется мест?