Но так не полагается!
Когда лицо мамы осветилось улыбкой при появлении леди Каупер с джентльменом на буксире, я решила, что Провидение наконец исполнило мое желание. Я улыбнулась ее сиятельству, поскольку любая молодая женщина в здравом рассудке была бы глубоко тронута видом мужского совершенства, которое леди Каупер влекла за собой.
– Дорогая мисс Темплар, позвольте представить вам мистера Уильяма Марстоуна. Мистер Марстоун, мисс Арабелла Темплар.
Мужчина изящно, хотя и с намеком на скованность, склонился над моей рукой, и я должна признать, что мое сердце встрепенулось. Как могла я не восхищаться волосами, темными, как ночная буря, чудесными скульптурными губами, твердым подбородком и темно-зелеными глазами, которые были… странно знакомы.
– Рад познакомиться с вами, мисс Темплар, – сказал он.
Наш викарий Бентли говорил: «Господь дал, Господь и взял, да будет имя Господне благословенно»[2], и когда я услышала голос этого джентльмена, я поняла, что он «взял». Определенно я кончу в аду, поскольку понимала, что кощунствую, и не испытывала ни раскаяния, ни сожаления.
– Я тоже, – солгала я, тем самым глубже ввергая себя в пучину ада.
Да, это был он, человек в маске, если не считать того, что сейчас на нем не было ни маски, ни плаща. Но голос нельзя было спутать – низкий, музыкальный, с приятным тембром, – у меня хороший слух. Об одном я жалею – наши голоса прекрасно слились бы в дуэте, но я, конечно, не собираюсь петь с этим идиотом… или с сумасшедшим. Задумавшись над двумя этими вариантами, я остановилась на идиоте. Сумасшедших в «Олмак» не пускают.
Я удерживала на лице любезную улыбку вопреки желанию прогнать мистера Марстоуна, что могло быть причислено к добродетели.
– Вы удостоите меня танцем, – сказал он тоном, подразумевающим, что я соглашусь, но я слышала в его голосе и настойчивость.
Раздражение боролось во мне с любопытством, любопытство победило. Кроме того, леди Каупер поглядывала с одобрением, и мой отказ вызвал бы ее неудовольствие. Еще я вспомнила, что лучше не раздражать безумца, пока он не устроил сцену, что просто невозможно в «Олмаке».
Извините, не безумца, а идиота.
– Мы должны встретиться… наедине, – сказал он, ближе привлекая меня в танце.
Я обмахивала рукой лицо, словно желая остудить смущенный румянец. Не сомневаюсь, что я действительно порозовела, но от злости.